Духовка Сильвии Плат. Дилогия - стр. 33
– Глаза красные. – Глупо, конечно, получается, будто ты сама об этом не знаешь.
– Я не плакала, – отвечаешь ты. – Просто новые линзы мне не подходят. К тому же я не спала всю ночь.
– Так нельзя. Будешь продолжать в том же духе и рано или поздно заболеешь.
– Что ты так печешься? Ты мне не нянька!
– Я беспокоюсь, – признаюсь я тихо, отодвигаясь, потому что твои губы, находящиеся так близко, меня слегка отвлекают.
– Не стî́ит. – Ты начинаешь неловко разбирать бумажки. – Я того не стою.
Иногда ты меня жутко пугаешь. Вообще-то в последние дни почти всегда. Ты не смотришь на меня, полностью сосредотачиваешься на том, что мы успели сделать еще на тех выходных. С одной из бумажек замираешь на пару секунд, а потом кладешь ее к остальным. Я успеваю заметить, что на ней написано.
– «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему»[11], – цитирую я, вынимая вырезку из общей кучи. – Для тебя это сейчас как никогда актуально, да?
Мне действительно хочется знать, ведь видеть тебя в таком состоянии и не понимать, что происходит, болезненно.
– Не надо, – умоляешь ты, понимая, что я буду допытываться. Впервые в жизни ты просишь так искренне и так обреченно. – Пожалуйста. Не надо.
– Пообещай, что такой я тебя больше не увижу. И договоримся на этом, – предлагаю я серьезно, хотя, конечно, надеюсь, что смогу выведать все позже, когда ты отойдешь.
Ты поджимаешь губы, пытаясь улыбнуться, и киваешь.
Больше мы не произносим ни слова. Приступаем к работе. Почти целый час сидим молча. Это мучительно, потому что мне не терпится поговорить хоть о чем-нибудь. Пусть я и не скажу этого, но все же мы не виделись целые выходные, и я скучал.
Молчание прерывается, когда в комнату заползает Молли. Сегодня она в голубом платье, которое ей очень идет, в руках рисунок.
– Фло… можно я войду? – И это могло бы быть очень вежливым, если бы она уже не вошла.
– Ты уже тут, Пупс, – усмехаешься ты. Тебе явно становится лучше, когда ты ее видишь. И мне, кстати, тоже.
Она хлюпает носом и неуклюже подходит к тебе.
– У меня не получается, – говорит она расстроенно, – помоги мне… пожалуйста. – От ее «пожалуйста» даже у меня разрывается сердце.
Ты берешь рисунок.
– Привет, Сид, – вдруг говорит она, словно только что меня заметила.
– Привет… – Мне тоже хочется назвать ее Пупсом, потому что мне кажется это милым и ей это прозвище подходит, но тут же осекаюсь. – Молли.
– Некрасиво. Правда? – спрашивает она по поводу рисунка.
Ты поворачиваешь его, чтобы я мог высказать мнение эксперта, хотя в живописи я разбираюсь как свинья в апельсинах. Да и к тому же что бы Пупс ни нарисовала, я бы заверил ее, что она в тысячу раз лучше всяких там Леонардо да Винчи, и неважно, что она не знает, кто такой этот дядька со странным именем.
– Мне очень нравится, – говорю я, глядя на рисунок.
На нем изображена вся семья. Взгляд ребенка не подделать. По этому рисунку можно многое сказать о вашей семье. Вот мистер Вёрстайл: в костюме, с галстуком, деловым портфелем и мобильным в руках. Видимо, всегда занятой.
Рядом с ним твоя тетя. В одежде Джейн меня ничего не смущает, больше напрягает то, что она стоит за твоим отцом, хотя обычно дети не задумываясь рисуют всех на одной линии. Значит ли это, что твой отец полноправный и неоспоримый глава семьи?