Духи рваной земли - стр. 32

Шкатулку накрыла тень. Длинный.

– Используйте монеты.

Щеголь поднял голову.

– Банкноты имеют большее достоинство, и богачи пользуются ими чаще.

– Бумажные деньги печатают в тысяче местных банков, каждая уникальна, и их легче распознать. Монет же в обращении великое множество, и распространены они повсюду вплоть до Китая.

– Понимаю. – Высокий джентльмен из Мичигана зевнул, кивнул и посмотрел на Штукаря. – Будьте любезны, пока я займусь туалетом, отложите монеты по десять и двадцать песо.

– Конечно, – согласился негр.

Щеголь поднялся и потянулся.

– Мистер Стромлер, – обратился к нему Брент. – Глубокие Озера сопроводит вас в город и подождет скрытно у клуба, пока вы будете обхаживать Менендеса и Бонито. Если пойдете куда-то еще, в какое-то другое место, он проследует за вами, а потом поставит в известность нас. – Высокий джентльмен слушал Брента с некоторым сомнением. – Как только вы опознаете сестер… Вы ведь изучили фотографии и знаете, как они выглядят?

– Да.

– Опознав сестер, вы – где бы ни находились – выходите на улицу, роняете шляпу и чешете нос. Это будет ваш сигнал. Получив сигнал, Глубокие Озера, в свою очередь, пошлет сигнал нам, и мы тут же приедем.

– И что потом? – осведомился Щеголь.

– Глубокие Озера укроет вас, а потом вы расскажете нам, что видели и где наши девочки.

– Что будет потом, когда я выполню свои обязательства?

– Дадите нам нужные сведения – и можете возвращаться домой. Если вас вынудят оставить лошадь, мы приведем ее и снабдим вас водой на обратную дорогу. – Брент взглянул на Длинного. – Все правильно, да? Все как мы обсуждали?

– Для начала, – заметил стрелок. – План спасения я выработаю, когда узнаю детали.

Брент снова повернулся к Щеголю.

– Идите. Приоденьтесь и отправляйтесь. Сестры ждут.

Детский кулачок постучал в дверь спальни, и тоненький голосок несмело спросил:

– ¿Padre?[41]

Пребывавший там, откуда десять лет назад появилась на свет стучавшая, Умберто оторвал взгляд от разгоряченного лица Патрисии и повернулся к двери.

– Dos minutos, por favor[42].

– Si, – ответила младшая дочь, Эстрелита.

Умберто сильно сомневался, что самому удастся достичь кульминации в оставшееся время (за сорок перевалило давным-давно), но вот вызвать соответствующую улыбку на лице Патрисии ему было определенно по силам. Для этого даже не пришлось представлять на ее месте сладенькую барменшу Мариэтту, которая, впрочем, не заставила себя ждать и явилась непрошеной, чем поспособствовала внезапной разрядке, одновременно резкой и мягкой, как текила, приготовленная из особой голубой агавы, растущей в Гуанахуато.

Артист поднялся, накрыл получившую свое жену теплым одеялом, поцеловал в нос и отпер дверь, которую запирал лишь тогда, когда они с Патрисией отвлекались на романтические дела.

В коридоре стояла Эстрелита, звездочка[43]. Большие глаза были широко открыты от страха, и музыкант, даже не спрашивая, понял, что ее напугал кошмар.

Умберто переступил порог, притворил дверь спальни и спросил дочь, не хочет ли она послушать колыбельную.

Эстрелита обдумала предложение.

– Dos cantos[44].

– No.

Умберто согласился бы исполнить для нее и две (дочь была его самым обожаемым слушателем и обладала более богатым воображением, чем любой взрослый), но часы показывали полвторого ночи, и он понимал, что должен отказать.