Духи Рождества на Трэдд-стрит - стр. 11

– Мама. Я ей перезвоню.

– Ты ждал звонка от кого-то еще… – начала я, но мои слова поглотил его поцелуй.

– Давай узнаем, водонепроницаемое это платье или нет.

Его слова утонули в изгибе моей шеи. Джек затащил меня в душ. Мой разум был опасно близок к тому, чтобы окончательно оставить меня, но каким-то чудом этого не случилось, что заставило меня задуматься, что, собственно, он пытается от меня утаить.

Когда я толкнула входную дверь, в доме моей матери на Легар-стрит звучали женские голоса. Этот дом принадлежал ее семье на протяжении нескольких поколений, но после развода моих родителей наше владение на несколько лет стало собственностью миллионера из Техаса. Моя мать, бывшая оперная дива Джинетт Приоло, в свое время бросившая семью, и Софи все еще усердно трудились над удалением «творческих штрихов», нанесенных дому предыдущим владельцем, но по крайней мере дом снова вернулся в семью. Мать вновь вышла замуж за моего отца, в тот же день, когда я вышла замуж за Джека, и теперь родители, похоже, купались в супружеском блаженстве в доме, в стенах которого я родилась и прожила первые шесть лет моей жизни.

Я последовала на звук голосов в гостиную, где в лучах утреннего солнца сверкали великолепные от пола до потолка витражи. Несколько лет назад мы с Джеком обнаружили спрятанный в витражном стекле секрет, который привел нас к разгадке старинной семейной тайны, но теперь я видела лишь красоту окна и то, как оно как будто магнитом влекло меня в гостиную. А может, причиной тому было резкое падение температуры или легкий запах «Ванильного мускуса».

Примерно полтора десятка женщин расположились в гостиной на диванах и стульях. Мебель, недавно избавленная от чехлов с принтом леопарда и зебры, в которые нарядили ее бывшие владельцы дома, теперь была восстановлена в исторически точной (и современно дорогой) шелковой обивке в кремовых и нежно-голубых тонах.

Я знала, что увижу Веронику Фаррелл в этой группе, еще до того, как заметила ее рыжие волосы. Аромат духов ее погибшей сестры уже предупредил меня, что она будет там, хотя, если честно, я не ожидала ее увидеть на собрании по сбору средств для рождественского ужина и школы «Эшли-Холл». Ее дочь Линдси была близкой подругой и одноклассницей Нолы, но с тех пор, как я категорически отказалась помочь ей общаться с ее покойной сестрой Адриенной, – а затем и вообще получила в свой адрес угрозы ее мужа Майкла, – я ее больше не видела. Даже на школьных мероприятиях мы всегда оказывались на противоположных сторонах зала, хотя я затрудняюсь сказать, по чьей инициативе.

– Мелли! – сказала моя мать. Ее стройная фигура плыла ко мне в море синего шелкового шифона. Глядя на нее, вы бы никогда не дали ей ее шестьдесят шесть лет. Только ей и Джеку разрешалось называть меня Мелли. Когда-то это имя действовало мне на нервы, отчего Джек любил дразнить меня им, но теперь я находила его даже милым. Мать поцеловала меня в щеку, а моя свекровь, Амелия Тренхольм, неизменно элегантная владелица магазина «Антиквариат Тренхольмов», встала и с доброй улыбкой поприветствовала меня.

Две женщины с детства были подругами, обе учились в школе «Эшли-Холл», поэтому было логично, что они войдут в комитет. Но не имело никакого смысла другое – то, как они взяли меня за локти, как будто боялись, что я сбегу. Уловив запах корицы и кофе, я подумала, не потому ли они пытаются удержать меня, чтобы я не бросилась к угощениям, расставленным на чиппендейловском серванте из красного дерева.