Дуэли Лермонтова. Дуэльный кодекс де Шатовильяра - стр. 21
По-разному Лермонтов и Мартынов относились к войне на Кавказе.
Лермонтов в своих произведениях сочувствует горцам, а происходящее на Кавказе воспринимает как трагедию.
Мартынов же, наоборот, поощряет жестокие методы ведения военных операций и полагает возможным применять тактику «выжженной земли».
Об этом, в частности, свидетельствуют его стихи из поэмы «Герзель-аул», посвященные кавказским событиям:
Зимой 1841 года Мартынов вышел в отставку в чине майора и в апреле приехал в Пятигорск, где позднее поселился вместе с М. П. Глебовым.
По воспоминаниям современников, Мартынов любил произвести впечатление на окружающих. Подтверждением этому был образ, который он себе придумал: папаха, черкеска, огромный кинжал, опускавшийся ниже колен, и засученные рукава, что обращало на себя всеобщее внимание, «точно он готовился каждую минуту схватиться с кем-нибудь».
За дуэль с Лермонтовым по приказу Николая I он был посажен на три месяца на гауптвахту в Киевской крепости и предан церковному покаянию (эпитимии).
Эпитимия включала в себя молитвы, продолжительные посты, паломничество. Это было тяжелое испытание для Мартынова, и ему пришлось много каяться в своих грехах, постоянно вспоминая убитого им Лермонтова.
После просьб Мартынова о смягчении наказания Святейший синод в 1843 году сократил срок покаяния с 15 до 5 лет, а в 1846 году Мартынов был совсем освобожден от эпитимии.
До самой смерти он держал в своем кабинете лермонтовский портрет и каждый год 15 июля, в годовщину поединка, заказывал заупокойную службу о рабе Божьем Михаиле.
Видимо, Мартынов до конца своей жизни так и не оценил значения Лермонтова как поэта, однако он признавал высокое его умственное развитие. В своей незаконченной автобиографической повести он писал: «Умственное развитие его <Лермонтова> было настолько выше других товарищей, что и параллели между ними провести невозможно. Он поступил в школу уже человеком, много читал, много передумал; тогда как другие товарищи еще вглядывались в жизнь, он уже изучил ее со всех сторон. Годами он был не старше других, но опытом и воззрением на людей далеко оставлял их за собою».