Дубль Два. Часть вторая - стр. 38
Затребовав наши паспорта, она категорично заявила, что нас с Энджи вместе не поселит, потому что у нас фамилии разные. И деду с Алисой в одном номере делать нечего – по той же самой причине.
– Берите три номера: женщина с ребёнком и этот хмурый – в одном, ты в другом, и вы, мужчина – в третьем, – выкатила она предложение-ультиматум Лине, которая снова выступила переговорщиком при заселении. Успев при этом необъяснимым образом состроить глазки Хранителю. «Вы, мужчина» – это было адресовано ему, причём, как мне показалось, с недвусмысленным подтекстом и слегка игривым ударением на втором слове.
– Ох и ушлая баба! – с каким-то даже уважением прозвучало Речью от Древа.
Мы подтянулись к стойке ближе, в надежде на короткой дистанции объяснить бдительной женщине, что бдить не стоит. Стоит расселить нас, как мы просим, и дать выспаться до завтра, когда мы поедем дальше. Устав от шума, хныкал Павлик. От Алисы хотелось убрать всё огнеопасное – она явно была готова рвануть, как триста тонн тротила. Лина попыталась вернуть в беседу так и не появлявшийся конструктив, предложив тётке денег.
– Да я милицию сейчас вызову! – взъелась та, переходя на октаву выше и тем ещё сильнее тревожа Павлика на руках у взрывоопасной матери. – Вовсе там в своей Ма-а-аскве из ума выжили! За деньги можно правила проживания нарушать, думаете?!
По нам было видно, что мы не думаем, мы прямо-таки знаем, что правила можно нарушать. И за деньги, и даром. Но даме за стойкой явно это претило. Она поднялась во весь рост, став почти одного со мной, набрала побольше воздуху в богатую грудь… и сдулась.
Потому что из-за наших спин вышел Мастер. И поступил в своей манере:
– Лизавета, – произнёс он. Но в тоне можно было с равным успехом прочесть укор, угрозу, просьбу, приказ – или ничего из перечисленного. Голос его был каким-то мёртвым.
– Коля, с тобой товарищи? Что ж молчали-то, что ж тень-то на плетень наводили, сейчас, минутку, секундочку, – и сдувшаяся портье съёжилась обратно за стойку. Оттуда торчала только макушка с пучком волос на затылке, и иногда поднимались постреливающие на Мастера глазки.
Он поднял правую руку, сжатую в кулак. Выпустил два пальца, указательный и средний, показав значок «Виктория». Посмотрел на нас с Линой, потом на замершую за стойкой тётку – и свёл пальцы.
– Да-да-да, я поняла, поняла! Этих – вместе, два номера рядом, люкс, конечно. И люлечку для лялечки мы найдём, да, маленький? – засюсюкала она, подняв нос над стойкой.
– А-а-а-ать… – протянул вслух Павлик, устало прикрыв глаза.
– Ага, – поддержали его хором и мы с дедом Сергием.
Вечером ужинали в ресторане при отеле старой компанией: дед, я и Ося в банке. Ну – как ужинали? Сергий запросил коньяку. Ося воздержался, узнав, что из сухих итальянских вин тут была только полусладкая исповедь плодово-ягодной грешницы. Память о ком могла прийти к нему после этой амброзии, мне и думать не хотелось. Ему, видимо, тоже. Девчата спустились по очереди, набрали тарелок и ушли с ними в номер, где спал без задних ног чистая душа-племянник. С нами за столом сидел Мастер Николай, предпочитавший водку. В связи с одуряюще пахнущими огурчиками, квашеной капустой и каким-то поразительно душистым ржаным хлебом, я отодвинул бокал с коньяком и потянулся за рюмкой. Когда официанточка принесла тончайше нарезанное сало с нарядными прослойками мяса, заворачивающееся в трубочки, вопрос выбора напитка отпал с грохотом. Коньяк проиграл вчистую.