ДУ/РА - стр. 19
– Зашибись… – Я посмотрела на благополучно сломанный ноготь на указательном пальце. – Иду! – крикнула я, поднимаясь с дивана и кутаясь в кофту.
Звонок продолжал противно крякать. Я посмотрела в глазок, чертыхнулась и открыла дверь.
На пороге стоял Агеев собственной персоной.
– Что надо? – проворчала я. Что-то он зачастил. Не к добру это.
– И тебе привет. Можно войти?
– Пожалуйста. – Я пропустила его в прихожую.
– Отчет у тебя?
– Да.
– Дай сюда.
Я удивилась:
– А тебе зачем?
– Романова, дай мне отчет. Сказал надо, значит, надо.
– Ты не сказал, что надо, – отрезала я. – Сейчас.
Тимур разулся и прошел на кухню. На мою кухню, на секундочку. И загремел моим чайником, ставя его на плиту. На моей кухне, повторюсь. Без приглашения.
Я вынесла ему нужную папку и застала его у открытой дверцы холодильника, пристально разглядывающего содержимое.
Я потрясла папкой, но он лишь хмуро осматривал полки, потом тяжело вздохнул и громко хлопнул дверцей. Лицо его не выражало ничего хорошего.
– Где продукты? – с напором спросил он, оглядывая меня с головы до ног.
Под его взглядом стало зябко. Я швырнула папку на стол – она звонко хлопнула, и этот хлопок повис в воздухе. За ним следом воцарилась тишина.
– Илона, почему у тебя, б… пустой холодильник? – Агеев придвинулся ко мне.
Я отпрянула, налетела на дверной косяк, больно ударившись плечом, и взвизгнула:
– В магазин не ходила!
Меня забила мелкая дрожь, словно защищаясь, я обхватила себя руками. И в этот вот, в самый, блин, подходящий, момент мой желудок противно подал предательский голос.
Тимур разглядывал меня, словно нашкодившего щенка. Молча, хмуро и совсем не по-доброму. Я попыталась смотреть ему в глаза, но через несколько секунд не выдержала и отвела взгляд.
Он поднял мое лицо за подбородок.
– Сколько у тебя осталось денег?
– У меня есть деньги… – пролепетала я, как завороженная уставившись ему в лицо – непривычно так близко в деталях рассматривать каждую черточку.
Темные глаза и такие густые черные ресницы. Под стать им брови, одна была словно порвана надвое, но вблизи кожа на шраме выглядела такой нежной и тонкой, что мне захотелось провести по ней пальцем. И губы, его губы… С тонкой сеточкой морщин в уголках, словно когда-то он умел улыбаться, но это было так давно, в какой-то другой жизни.
– Сколько?
– Чуть меньше сотни… – выдохнула я.
– Сотни рублей?
– Да.
– Дура, – прорычал Тимур. – Почему не сказала? Я бы аванс тебе оформил. Куда все потратила?
Я почувствовала себя маленькой девочкой, которая сдачу от покупки булки и молока потратила на конфеты и теперь отчитывается перед матерью. Я опустила ресницы, чувствуя, как к щекам приливает румянец, и прошептала:
– За ремонт машины всё отдала.
– Точно дура, – констатировал он, отступая на шаг. – Заеду через час.
Подхватив папку со стола, Агеев быстро вышел, а я перевела дыхание. Только когда громко хлопнула входная дверь, я выдохнула и опустилась на стул, глядя на голубые языки пламени под чайником.
И что это было? Проявление заботы? Но с какой стати, учитывая, что мы друг друга на дух не переносим? И почему мое сердце заколотилось в груди как бешеное, когда он сжимал мой подбородок пальцами? Почему шею и щеки зажгло от прикосновения грубой кожи и почему у меня перехватило дыхание, когда он наклонился так близко, что я почувствовала его дыхание и аромат парфюма – типично мужской, терпкий и чуть резковатый? И какого, простите, хрена я решила, что он меня поцелует?