Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917 - стр. 22

. Учитывая общепринятую оценку средней численности жителей одного дома для Средней Азии того времени в пять человек, еврейская община Самарканда должна была насчитывать 840 человек. Так, очевидно, и было, но только накануне русского завоевания в 1868 году, а к 1872-му – ее численность вместе с мигрантами возросла аж до 1582 человек, согласно точным данным чиновника Самаркандского областного статистического комитета Михаила Вирского[119]. Без всяких сомнений, разница в более чем 700 человек стала результатом спешной миграции евреев с территории, которая оставалась во владении бухарского эмира. Русский художник Василий Верещагин в 1867–1868 годах даже назвал эту миграцию бегством[120]. Уже в 1869 году, по свидетельству Василия (настоящее имя – Вильгельм-Фридрих) Радлова, немецкого востоковеда на русской службе, в Самарканде находилось свыше тысячи бухарских евреев[121]. Поэтому переданная в 1873 году Хорошхину информация, что бухарских евреев «полагают здесь до трехсот душ»[122], представляется крайним занижением их реального числа.

Георг Мейендорф и российский биолог немецкого происхождения Эдвард Эверсман, побывавшие в 1820–1821 годах в Средней Азии в одной и той же экспедиции, возглавляемой Александром Негри, независимо друг от друга написали об отсутствии евреев в Коканде[123]. Так оно и было, поскольку в другом месте Мейендорф отметил, что кокандским купцам приходилось возить в то время выделанные на месте белые ткани в Бухарский эмират для окраски в модный синий цвет[124]. Этот цвет оставался в моде потом еще долгое время. Он не понравился в 1870 году исследовавшему состояние шелководства в Кокандском ханстве князю Дмитрию Долгорукому: «Все женщины, которых я видел по дороге и в Коканде, были одеты одинаково, в длинный халат из дикой, голубоватой материи…»[125]

Вероятно, именно большой спрос на синие ткани побудил евреев-красильщиков позже переселиться в это ханство. Вольф отмечает, что во время его визита в 1832 году евреи уже переселились туда из Бухары и число их достигло 105 человек[126]. Скорее всего, эти его сведения – результат сильного преувеличения, как и другие – по Бухаре и Шахрисябзу, о чем мы поговорим чуть далее. Согласно более достоверным сведениям востоковеда Владимира Вельяминова-Зернова, к 1856 году в Коканде проживали двадцать пять евреев, занимавшихся окраской и последующей продажей шелковых тканей[127]. Спустя два десятка лет, накануне русского завоевания в 1876 году, по сообщению еврейского путешественника Эфраима Наймарка, там проживали двадцать евреев[128]. По всей видимости, к этому времени относится утверждение русского востоковеда и чиновника Владимира Наливкина, что «громадное большинство их [бухарских евреев] занималось ремеслом: в Фергане, например, были по преимуществу красильщики пряжи. Лишь наиболее состоятельные занимались торговлей»[129]. Часть переселенцев имели в городе недвижимость, о чем свидетельствуют акты 1859 и 1865 годов о покупке евреями Календарем и Даудбаем по одному участку земли, а также акт 1874 года, в котором при описании границ участка некоего мусульманина упоминается недвижимость Мулла-бая Симхаева[130].

В Андижане бухарские евреи поселились приблизительно в середине 1830-х годов. Это можно заключить из того, что Вольф в своих сведениях 1832 года о численности бухарских евреев по городам Средней Азии ничего не сообщает об их проживании в Андижане, а согласно информации, собранной русской администрацией после завоевания, свое кладбище в этом городе было у бухарских евреев уже в конце 1830-х годов. Спустя сорок лет там имелось более 200 захоронений