Дружище - стр. 9

Папа отлепился от стены и захлопнул входную дверь, отрезая вошедших от лестничного пролёта. В кухню ввалилась седая женщина с впалыми щеками и прыщавым лицом. Оказавшись ближе всех, она победно вскрикнула, в два шага оказалась возле Игната и крепко схватила его за голову тонкими согнутыми пальцами.

– Вы как карамельки! – зашипела она, улыбаясь. – Невинные карамельки с чистой душой! На палочке! Люблю вас.

Влажный холодный язык дотронулся до лица Игната и медленно, словно слизняк, прополз от скулы до носа.

Игнат дёрнулся, бросил на маму перепуганный взгляд. Мама лихорадочно трясла головой. Лицо у неё было белое-белое, как маска.

– Можно, милый, сущий на небесах, можно! – Бормотала мама.

И тогда Игнат открыл рот и позволил дурным словам подняться по горлу, цепляясь коготками, и вырваться наружу.

Голова женщины с сухим треском вжалась внутрь, словно смятая пустая алюминиевая банка. Вывалились глаза, рассыпались зубы, на лицо Игната брызнула кровь, вперемешку с чем-то зелёно-жёлтым. А затем вся эта толпа в коридоре начала изменяться. Тела корчились и ломались, сплетались между собой, разрывались, расползались на лоскуты и лохмотья. С треском вылезали кости, лопались головы, желудки, желчные пузыри. Кто-то захлебнулся криком. Кто-то успел удивлённо вскрикнуть. Выворачивались суставы, разлетались пальцы, зубы, волосы. Кухню наполнил густой смрадный запах. Игнат продолжал выплёвывать колючие слова, вернее они сами выбирались через его горло, больно царапая израненные губы, и бросались на людей.

Толпа отхлынула, поскальзываясь на крови, шлёпаясь на пол, постанывая и вскрикивая, но отступать было некуда.

В какой-то момент всё резко закончилось, и стало тихо. Коридор оказался заполнен мертвецами, и где-то там вдалеке, у входной двери, стоял отец, весь в крови, с выпученными глазами, с торчащими из ушей весёленькими оранжевыми берушами, и трясущимися руками пытался вставить в рот сигарету.

Игнат закрыл рот. Дурные слова вернулись в мешочек под подбородком, сытые и довольные. Горло перестало болеть почти сразу.

Где-то в кровавой мешанине коридора тихонько поскуливал испуганный щенок.

Мама положила руку Игнату на плечо.

– Ну вот и всё, – сказала она сухо. – Ремиссия.

Игнат не знал, что значит это слово. Ему хотелось сказать другое.

– Возьмём щенка? – попросил он, от долго молчания не узнав собственный голос. – Можно?

***

Они поужинали оладьями с мёдом. Игнату налили капучино, как взрослому, и он сначала аккуратно съел пенку, а потом выпил остальное – горьковатое и не очень-то вкусное.

Собирались быстро, спустились на улицу, в весеннюю прохладу. Воздух пропах дождём. Папа укладывал вещи в багажник, а мама, прикрыв глаза ладонью, смотрела на робкое жёлтое солнце, опускающееся за крыши домов. Игнат держал на руках крохотный комочек с красной от высохшей крови мордочкой. Беспородный щенок уже не скулил, но всё ещё боялся спускаться на землю.

– Что будет, если нас поймают? – спросил Игнат.

– Не поймают, никогда не ловили, – ответил папа и закрыл багажник. – Считай это городской магией. Всё, что происходит – магия!

– Но ведь один раз было, в том промышленном городке, да? Что-то такое было?..

– Садись в машину. У тебя на сегодня парк развлечений, сосиски в тесте, пицца, сладкая вата и цирк, – отчеканил папа. – А потом вернёмся домой. И никаких больше дурных разговоров до поры до времени.