Дружба с привилегиями - стр. 33

Но предложение искушало. Мне очень сильно этого хотелось.

Именно поэтому нам не следовало вступать в переписку: теперь он привлекал меня чуть больше. Нет, даже не так: с ним я чувствовала себя в безопасности. Чуть больше.

А для такой, как я, это чувство таило опасность.

Безопасность опасна. Когда ее ощущаешь, окружающий мир может полететь в тартарары.

И ты – вместе с ним.

Чувство комфорта – это не для меня. Я никогда не буду чувствовать себя в безопасности.

Я окружала себя людьми, которым мало симпатизировала. А тех, кто уже был внутри, держала на расстоянии.

Я попалась, но и черт с ним, потому что, напиши он прямо сейчас, я бы ответила. И если бы позвонил, тоже.

Я смотрела на телефон, понимая, что хочу сделать и, вероятно, сделаю, но предпринимала последнюю отчаянную попытку этого не допустить.

Я нажала на вызов.

Она ответила после третьего сигнала. Как и следовало ожидать, голос был сонным. Было начало десятого, а по меркам колледжа это все равно что звонить в пять утра.

– Мара?

Я набрала Тэсмин.

– Зачем ты вчера отправила мне сообщение?

– Что? – Она зевнула. – Сколько времени?

– Для заутрени в самый раз, если ты прихожанка.

Она засмеялась, но сразу себя одернула.

– Ничего не соображаю. Ты кто – Мара Дэниелс?

– Зачем ты вчера отправила мне сообщение? Приглашение на тусу к хоккеистам?

– А, это!

Она снова зевнула. В телефоне послышался мужской голос, что-то сказавший на заднем плане.

Она ответила в сторону:

– Нет, милаш. Спи.

Милаш.

У них были свои уменьшительно-ласкательные прозвища. Я даже позавидовала.

– Почему я пригласила тебя к хоккеистам? Они выиграли, и вчера у них была туса. Я вообще-то думала, что ты там будешь. Ты была?

– Нет.

– Ясно.

– Только и всего? Другой причины не было?

– Э-э, нет. То есть нет. Погоди-ка. Ты о Блейзе…

– Я знаю, ты в курсе насчет моей мамы.

После этой фразы она затихла – по-настоящему затихла.

Она была в курсе. Она знала, иначе бы сказала что-то вроде: «Насчет твоей мамы? А что насчет нее?»

Прошло несколько секунд, и она сказала:

– Насчет твоей мамы? А что насчет нее?

Я засмеялась, покачав головой.

– Слишком долго тянула с ответом. Я знаю, что ты знаешь.

– Мне сказали по телефону, но я не знала, стоит ли этому верить. И только сейчас наконец поняла. – Она понизила голос. – Ты в поряд…

– Больше не смей приглашать меня на тусы.

Она глубоко вздохнула.

У меня защипало глаза, но я добавила:

– И не пиши мне. И не здоровайся со мной. Увидишь в кампусе – проходи мимо. Усекла? Не смей меня жалеть!

Она не ответила.

– Ты меня услышала?

– Да, но, Мара…

Я нажала отбой. Главное – не пожалеть о сделанном. Это была ложь. Все было ложью! Тэсмин была хорошей девчонкой и не жалела меня, но где-то в глубине души я знала, что она меня жалеет. Немного, но жалеет, хотя может не сознаваться в этом. Мне припомнилась ее мама. Я обращала на нее внимание, хотя мы ходили в разные школы, но я все равно подмечала. Я наблюдала.

У Тэсмин была семья. А у меня ее никогда не было и никогда не будет.

Мать твою! Твою ж мать!

Я могла пойти к Крузу.

Я не понимала этого. Не хотела понимать, но знала, что вот сейчас могу пойти.

А раньше никак не могла.

Я надела бейсболку, кое-как заправив под нее волосы. Еще свитшот. Легинсы. Кроссовки. В этом наряде я чувствовала себя комфортно, но была вполне узнаваемой, поэтому натянула ниже козырек и, перемещаясь между машинами на подъездной дорожке, двигалась крадучись. Потом я поднялась по лестнице, обошла здание и на подходе к выступу у окна его комнаты огляделась. Встала на колени. Штора была задернута, но окно оказалось открытым.