Другое Существо - стр. 12
– Теперь ты подсади-ка. – Мартен поставил ступню на руки напарника, и, подтянувшись, заскочил наверх, на высоту чуть больше своего роста. Осмотрелся.
Вентили, ящики. Что это в них? Крышка открылась легко: даже не была заперта!
– Слышь, напарник. Здесь есть и железные болты и гайки. Шайбы. И гроверные шайбы. И инструменты даже есть. Газовые ключи, разводной, труборезы… Неплохо, мать его… – Мартен переползал от ящика к ящику, так как выпрямиться в полный рост мешали балки перекрытия. – И даже газовые горелки.
– Хм! Вот если б ты сказал, что тут есть неразложившийся карбид… А так – эти горелки бесполезны. Продать их можно только коллекционерам. А их сейчас нет. Ну, чего там ещё? Почему замолчал?
Мартен и правда замолчал.
Потому что в одном из углов увидел их.
Тряпки, которые имели странную расцветку и рисунок. Что-то другое, не связанное с их работой расхитителей могильников и брошенных построек, они ему напомнили…
Точно! Именно такую расцветку и имел халат его матери! На полувыцветшем фото, что показывал ему наставник.
У него была мать!!!
И сейчас он увидел её словно внутренним взором: стройное тело в халатике, в ванной комнате! И он, малыш трёх лет, неуклюже семенит, пытаясь подбежать! Но…
Но ещё он смутно, где-то совсем уж на краю сознания, видит: в дом врываются какие-то люди в чёрных костюмах, с автоматами, вспышки пламени из этих автоматов, отец падает, уложив только двоих из своего старенького ружья, мать бежит, бежит куда-то вглубь квартиры, но тоже падает на пол – словно от толчка в спину!.. Обрывки звуков: грохот выстрелов, плачь, крики и стоны пытающейся встать матери и раненного отца…
Отца добивают выстрелом в голову – кровь брызжет на серые стены… К матери подбегают трое, бьют сапогами, стреляют в спину и затылок, когда она падает на пол. Кровь снова и снова брызжет и течёт на стены и пол, он, маленький и беспомощный, может только плакать, и кричать: «Нет! Нет!»
Картинка меркнет, темнеет – то ли это выключилось от шока его младенческое сознание, то ли его треснули по голове…
Он отлично помнит, что очнулся тогда на самом деле на руках соседа – старого корейца, и больше в свою квартиру никогда не…
А сейчас он – в своей камере-клетке. Сидит, задыхаясь, на жёстком лежаке, одеяло валяется на полу. Тело до сих пор трясёт, и в камере остро воняет звериным – его! – потом. Откуда, из каких потаённых глубин, всплыло это муторное зрелище, которое он всю жизнь старался забыть?!
Господи! (Прости, что помянул всуе.)
Что это с ним? Почему он, совершенно на человека не похожий – ни внешне, ни внутренне! – монстр с кровожадными или расчётливыми мыслями циничного бойца-убийцы, в которого его превратили здесь, каждый раз видит сны, словно раньше он и правда был – человеком?!
Ведь он видит их там, в снах: свои руки. С тонкими и слабенькими – сравнительно с теперешними! – плечами и предплечьями, и плоскими ногтями. Длинные ноги. Ступни сорок третьего размера. В обуви. Где явно никак не смогли бы разместиться его теперешние «лыжи-ласты» с почти пятидюймовыми лезвиями-когтями. Плоскую, но широкую грудь. Круглую, а не вытянутую вперёд, голову…
Неужели раньше он, он сам, был-таки человеком, и сейчас во сне к нему приходят заблокированные кем-то воспоминания об этом?!
Или…
Или это – всё-таки