Другие времена - стр. 102
– Не надо нас пугать, Валериан Сергеевич, вы все-таки не Панамский канал строите, – холодно произнес гость.
– Хорошо. Есть оползни и поближе. Что дала Нижняя Свирь в тридцатом году? Два оползня. Полторы тысячи кубов в котлован верхней головы шлюза получили?..
– Боитесь оползней – проведите пригрузку откосов дренирующими материалами…
Кукуев завидовал этим людям, способным говорить веселыми словами о несчастных происшествиях. Он завидовал той свободе, которую давала Машкову его инженерная правота в разговоре с большим, судя по всему, начальником, приезда которого ждали, поскольку слухи об остановке строительства и консервации объектов из-за нарушения проекта расползались по стройке вместе с дымом костров.
Кукуев мучался своей немотой.
Вот такими, решительными в походке и жесте, четкими в слове, убежденными в правоте каждого своего решения в воображении Кукуева рисовались только военные командиры большого ранга, каковых видеть ему не случалось, и потому ему казалось, что Машкову очень бы пошла военная форма вместо широкого пальто, напоминавшего подрясник.
Воплощением целесообразности всем своим обличьем был начальник участка Зенцов, человек без возраста, ему с равным успехом можно было бы дать и сорок, и пятьдесят, и шестьдесят. Черная путейская куртка на вате зимой, вельветовая толстовка, перехваченная узким ремешком, летом, черные галифе, сшитые, похоже, из шинельного сукна, заправлены в высокие носки, прикрепленные французскими булавками к штанинам, солдатские ботинки и инженерная фуражка с красноармейской звездочкой вместо скрещенных молоточков над козырьком, с эстетической точки зрения наряд, скажем так, спорный, но зато полностью отвечающий самосознанию хозяина и пониманию своего предназначении в этом мире.
Кукуев был свидетелем и отчасти участником конфуза, ознаменовавшего вступление в должность совсем молоденького прораба, новоиспеченного выпускника Института гражданских инженеров.
Шла выемка грунта в котловане. Отсутствие техники возмещалось рабочим многолюдством. По откосам были выстроены дощатые террасы в семь ярусов. С яруса на ярус, и так до самого верха, рабочие лопатами перебрасывали грунт.
Увидев приближающуюся к его участку группу начальников во главе с главным инженером Машковым, которого и за версту можно было узнать по его американской кепке и пальто, юный прораб Белодубровцев что было сил закричал своим рабочим, ритмично махавшим лопатами:
– Товарищи работники! Нельзя ли поинтенсивнее!
– Чего? Чего? – раздалось с нижних ярусов.
– Нельзя ли поинтенсивнее! – еще громче закричал Белодубровцев, чувствуя, что его не понимают.
– Чего нельзя?.. Сивого зовет?.. Какого Сивого?.. Кто упал?
Падали с этих присыпанных землей дощатых полок не так уж и редко, особенно в дождь.
Шарканье лопат стало замирать, а Белодубровцев, раскинув руки в стороны, как дирижер, призывающий оркестр сыграть «тутти», продолжал кричать свое: «Поинтенсивнее!!!»