Другая семья - стр. 24
По пути в спальню заглянул в комнату тещи – та спала, положив пухлую ладонь под щеку. Тихо закрыл дверь, чтобы не разбудить.
Алиса возлежала на своей половине кровати, уткнувшись в книгу. Его будто не замечала. Подумал устало – ну и не надо, не замечай… Не больно-то и хотелось.
– Ну что там мама? – спросила Алиса, не отрываясь от книжки. – Ей уже лучше, надеюсь?
Даже не хотелось ей отвечать. Потому что опять заведется, а потом будет трудно заснуть. Да и как тут не завестись, интересно? Вон сколько равнодушия и надменности в этом холодном «надеюсь»! Будто не о матери родной спрашивает, а о чужом человеке! Вот вам, как говорится, и наглядная картинка того, как можно из дочери вырастить эгоистку… Просто надо отдавать ей всю себя без остатка, угождать и любить без ума. И он тоже, выходит, участвует в этом хороводе любви, вносит свою посильную лепту. И он тоже…
– Что ты молчишь, Филипп? Не слышишь меня, что ли? Я спросила – маме лучше или нет?
– Лучше. Я ее чаем напоил. Она спит уже.
– Надо же, какой подвиг совершил – чаем напоил… Ты такой добрый, а я злая и равнодушная, да? Это ты хотел сказать, что ли?
Он промычал что-то нечленораздельное, давая понять, что засыпает. Потому что нельзя было отвечать. Ясно же, что Алиса нарывается на скандал, хочет в него свое недовольство выплеснуть. А у него нет места, чтобы принять в себя ее недовольство. Своего недовольства хватает. Просто девать его некуда, это проклятое недовольство!
И уснул сразу, заставив себя отключиться. Устал…
А утро началось, как обычно. Проснулся от запаха кофе, просочившегося из кухни – значит, Клара Георгиевна поднялась-таки, завтрак ему готовит. Вышел к ней, спросил с виноватым упреком:
– Ну зачем вы?.. Не надо… Зачем вы встали, Клара Георгиевна?
– Да я уже здорова, все хорошо! – Она улыбнулась ему в ответ. И тут же спохватилась, засуетилась: – Ой, тебе же рубашку надо погладить! Что ж я, забыла совсем…
– Не надо, я свитер надену. Мне сегодня в судебное заседание не надо.
– Да? Ну, хорошо… Давай садись завтракать. Я тебе блинчиков напекла. Эти вот с творогом, а эти с мясом. Я знаю, ты любишь… А я пойду, прилягу, пожалуй.
– Вам плохо, Клара Георгиевна?
– Нет, нет… Просто слабость в ногах еще есть… Полежу немного и совсем буду здорова. Ты ешь, ешь, не слушай меня…
Голос у тещи был не ахти, дрожал немного. И оттого снова совестно стало – они с Алисой дрыхнут все утро, а она, бедная, по кухне суетится. Нехорошо. Неправильно это. Не должно быть так, по крайней мере! В конце концов, у него жена есть, которая вполне может поднять с постели свою красивую задницу и завтрак приготовить! Да что это такое, в самом деле, а?
Такая накрыла вдруг злость – сам себе удивился. Потому и удивился, что не положено ему было в этом доме быть злым. А положено быть любящим покладистым мужем и добрым затем. Славным зятем, как давеча его назвала Клара Георгиевна. Заботливым.
Придя в спальню, резко отодвинул раздвижную дверцу шкафа, и она взвизгнула испуганно под его руками. Сорвал с плечиков синий свитер, принялся его натягивать на себя. Алиса проснулась, пробурчала недовольно:
– Можно как-то потише, а? Не видишь, я сплю…
– Нет, нельзя потише! – проговорил сердито и громко. – Нельзя, нельзя!
Алиса села на кровати, потерла глаза, глянула на него с удивленным возмущением. Фиалковые глаза ее были прекрасны – даже спросонья. Он отвел взгляд, чтобы не утонуть в них по привычке.