Другая - стр. 19

Сжав кулаки до посинения, Лиля рывком села и, не обращая внимания на головокружение, попыталась встать. С трудом, но ей это удалось. Хватая ртом падающие снежинки, она выпрямилась и какое-то время просто стояла, стараясь унять разрывающую тело дрожь. Так и не добившись в этом успеха, она сделала первый шаг и громко застонала от боли в лодыжке.

Пришлось опереться о край контейнера – нога не слушалась, подворачивалась, и злые слёзы навернулись на её глаза.

– Ногу мне сломал! Ублюдок, негодяй! Чтоб ты сдох, гадина!

– Ругаться нехорошо… – тонкий голосок вернулся.

– Да пошёл ты!

Резко обернувшись, Лиля еле устояла на ногах – то ли от своего движения, то ли от вида того, кто сейчас стоял перед ней. А удивляться было чему. Этот кто-то, имеющий тонкий, будто струна, голосок, оказался ребёнком неопределяемого возраста и пола – то ли мальчик, то ли девчушка с ясными светлыми глазами, вздёрнутым кверху носом, чумазыми щёчками и одним розовым ушком. Другое ухо, впрочем, как и вся голова, было покрыто толстым серым платком, таким большим, что его хватало, чтобы обернуться вокруг маленького тельца дважды. Из-под этого платка спускались вниз, обнимая каждую ногу, две штанины, явно не по размеру – они были такие длинные, что касались земли. И лишь когда маленький человечек переступил с ноги на ногу, Лиля, ахнув про себя, поняла, что ноги-то у него босые!

– Ты кто?

– Тоха!

– А почему ты… без обуви?

– Так получилось… – существо пожало плечами. – А я тебя знаю.

– Откуда?

– Ты Лиля, да?

– Лиля… Но откуда ты меня знаешь? – забыв от удивления об осторожности, она оторвалась от контейнера и тут же дёрнулась, шипя от боли.

– Больно? – участливо спросил оборвыш. – Кто это тебя так?

– Гад один.

– Местный?

Он (или она?) это так спросил, как будто собирался отомстить – за неё, за Лилю!

– Н-не знаю… – она покрутила головой, озираясь. – А что это вообще за место?

И он назвал ей улицу, на которой Лиля жила все свои двадцать девять лет.

– Как? – поразилась она. – Не может быть! Я ничего не узнаю́…

– Тебя, наверное, по голове ударили? – с пониманием спросил малыш. – Один раз у меня тоже так было… Два дня как в тумане… Потом прошло. И у тебя пройдёт, точно!

– Два дня… За два дня я окочурусь тут от голода!

– Ты есть хочешь?

– В последний раз я ела утром… Сегодня… Или вчера?

Лиля помотала головой, вспоминая. Сколько времени ей пришлось проваляться здесь, среди мусора? Казалось, что с момента разговора с тем негодяем прошла вечность, но ведь она не могла бы продержаться так долго без еды! Хорошо, что хоть шубка при ней осталась, пусть и разодранная, – всё же натуральный мех…

– Давай я тебя до дома доведу!

– Нет, мне туда нельзя. Там… этот гад.

– Мамкин хахаль? – с недетским пониманием протянул малыш. – Это он тебя приложил?

– У меня нет мамы.

– Ты не бойся, это правда пройдёт, – оборвыш вздохнул после долгой паузы. – Скоро всё вспомнишь. И про маму свою, и…

– У меня нет матери! – разозлилась Лиля. – Она умерла двадцать лет назад! Я с отцом живу, понятно тебе?

– Понятно. Ты только не кричи так, у меня ухо болит…

– Господи! Как ты мне надоел! Как вы мне все надоели! Все, все!

Лиля рванулась вперёд, позабыв о больной ноге. Душившее её чувство ненависти ко всему миру и особенно к этому оборванцу с жалостливым взглядом сработало не хуже обезболивающего. Темнота приняла в себя девушку, оставив где-то позади ребёнка с его сочувствием. Лиля неслась вперёд, не разбирая дороги. И неизвестно, сколько бы продолжался её побег, если бы она не налетела со всего маха на кого-то, появившегося перед ней как из-под земли. Этот кто-то оказался большим, тёплым и пах чем-то знакомым, и изо всех своих несчастных сил Лиля прижалась к этому человеку и замерла.