Друг моей юности (сборник) - стр. 35
Она просыпается среди ночи, жаркой, как печь, и полной опасностей. Она лежит на кровати, истекая потом, и ей кажется, что доносящийся шум – скрежет ножей, пил, топоров и все они злобно сверлят, рубят и пилят ее голову. Но это не так. Окончательно проснувшись, Альмеда узнает звуки, которые слышала и раньше, – суматоху субботней летней ночи на Перл-стрит. Шум обычно связан с дракой. Обитатели квартала пьяны, кто-то из них протестует, кто-то подбадривает дерущихся, кто-то кричит: «Убивают!» Однажды там и впрямь кого-то убили. Но не в драке. Зарезали старика, обитателя одной из хижин, – вероятно, из-за нескольких долларов, спрятанных у него под тюфяком.
Она встает и подходит к окну. Ночное небо – чистое, безлунное – усыпано яркими звездами. Прямо перед ней, над болотом, висит созвездие Пегаса. Его когда-то показал ей отец. Альмеда машинально пересчитывает звезды. Теперь она различает отдельные голоса в общем гаме. Кого-то из этих людей, как и ее, разбудил шум. «Заткнитесь! – вопят они. – Заткните глотки, а то я сейчас выйду и шкуры-то вам повыдублю!»
Но никто не затыкается. По Перл-стрит словно катится огненный шар, сыпля искрами, – только он не из огня, а из шума; в стороны разлетаются вопли, смех, визг, проклятия. Искры – это взмывающие над ним отдельные голоса. Постепенно Альмеда начинает различать два голоса. Один – плач с подвыванием, который то нарастает, то затихает, а другой – нескончаемый, пульсирующий на низких нотах поток ругательств: слов, которые у нее ассоциируются с опасностью, преступниками, мерзкими запахами и отвратительными зрелищами. Там кого-то бьют, и этот человек кричит: «Убей меня, убей!» Это женщина, женщину бьют. Она непрерывно вопит: «Убей меня, убей меня!» – порой захлебываясь, словно рот наполняется кровью. Но кажется, что она отчасти дразнит, провоцирует. В этом крике есть что-то театральное. А люди кругом кричат: «Не надо, хватит!» или «Убей ее, убей ее!» – охваченные безумием, словно в театре, на спортивном матче или на боксерском поединке. Да, думает Альмеда, я и раньше замечала: все, что они делают, – это отчасти игра в шарады, неуклюжая пародия, преувеличение, пропущенное звено. Словно любые действия – даже убийство – кажутся людям не совсем реальными, но они бессильны остановиться.
Конец ознакомительного фрагмента.