Друг моего отца - стр. 27

— Яна, — поднял он руки, словно сдаваясь. — Я не о том. У меня и в мыслях не было тебя…

— А я о том, — перебила я. — Я не боюсь ни тебя, ни твоего стояка. Даже после того, что случилось. Хочешь — возьми. Я не буду сожалеть.

— Почему? — удивился он.

— Потому что мне — не о чем. Но, знаешь, ты не прав. За свою жизнь я хорошо выучила только одну истину. Деньги — не хуйня. А бедность ломает людей похлеще богатства. Нужда никого не делает сильнее и ничему не учит. Наоборот, если ты бедный, значит слабый, беззащитный, бесправный. Деньги они словно доспехи, кожура, скорлупа. Плотный кокон из дорогой одежды, сытной еды и удовольствий. Это настоящая броня, когда есть на что купить адвоката, лекарства, лечение. А бедный — как жалкое тельце моллюска без раковины. Всё, что у меня было — это я, карандаш и блокнот, а потом подержанный айфон. А у бабушки — телевизор. Книги для меня были в библиотеке, потому что они тоже стоят денег. Интернет — в институте, компьютер нам купить было не на что. Да, я замкнутая, потому что нужда молчалива. И пусть я не умею улыбаться и веду себя как-то не так, но это не значит, что я ничего не чувствую. И что мне всё равно с кем. Только дело ведь не во мне — в тебе.

Я подняла брошенную розу.

— Во мне?

— Да. Мне не нужны все цветы, Арман. Мне не нужны другие… цветы, — отряхнула я с лепестков песок. — Я возьму этот. Единственный. Пусть сломанный, плохой или грязный. Но тот, что достался мне.

— О, боги! — он зарычал как раненый зверь. — Я понял. Да, я понял. Нет, я не выбросил тебя как этот сломанный цветок. Яна, нет. Я виноват. Очень виноват. Но я позвал тебя сюда не для того, чтобы вымаливать прощение. Я просто хотел тебя снова видеть. Тебя. Снова. Только не спрашивай: почему.

А ты думаешь, я здесь почему? Почему так проняла меня эта роза? Только ничего ты не понял. Это не я, ты — этот сломанный цветок. Но я не могу тебе этого сказать: насколько ты для меня на самом деле дорог.

— Тогда ты лучше, чем я, — сделала я шаг к нему. — Знаешь, зачем я пришла сюда? — Уверенно посмотрела в его жёсткое лицо. — Хотела тебя по... — и вдруг запнулась, увидев его губы. Его упрямо сжатые, тысячу раз нарисованные, такие знакомые, такие любимые губы. — По...

— Поцеловать?!