Драма моего снобизма - стр. 20

Начитавшись же страхов, о которых пишет Татьяна, я всё-таки продолжаю верить, что Америка прекрасная страна. Я много раз бывал в Калифорнии, в Нью-Йорке и чувствовал себя там вполне безопасно… При этом больше люблю Англию. Но совсем не по причинам безопасности. Вчера я впервые за четверть века опоздал к моим студентам. Были проблемы на «Пикадилли лайн». Пришлось перейти на другую линию. В переходе я мог протиснуться сквозь толпу. Я видел пространство для манёвра. Но я сдержал себя. На платформе я мог ворваться в переполненный вагон, но сознательно пропустил поезд… Наконец, уже на выходе я мог пройти на эскалатор без очереди… И опять осадил себя. В итоге опоздал. Но про себя-то я знаю: у меня в крови протыриться первым всюду и везде – во время посадки на самолёты фирмы «Райэнер» без указания мест, в кассу супермаркета, чтобы не терять лишнюю минуту, в пригородный поезд по утрам, чтобы сидеть у окна…

Да в том-то и дело, что в Лондоне это не принято – выходя из дому быть готовым захватить лучшее, пройти первым, не посторониться, не придержать за собой двери… В итоге, медленно, но я меняюсь. Значит ли это, что я принимаю роль аутсайдера? Отчасти, да. Но что я выигрываю от этого? Внутреннее спокойствие. Чувство собственного достоинства, которое так легко потерять. Тургенев всю жизнь помнил и стыдился, как в юности, отправившись в первый раз заграницу, метался на горящем корабле и пытался попасть в шлюпку, заполненную женщинами и детьми, уже отходящую к берегу. «Я единственный сын у богатой матери, – уговаривал он матроса, – она даст вам много денег, если вы спасёте меня…». Вот от такого стыда я хотел бы уберечь моих детей. Потому сегодня, мне кажется, быть готовыми всюду и везде им совсем не обязательно. При всех рисках, убеждён, есть вещи куда более важные, чем такая готовность.

– Я летаю последние лет двадцать в среднем раз в месяц. И каждый раз, когда перед взлетом бормочут про правила безопасности, у меня в голове знаете, какая мысль проскакивает? Считается ли багажом моя сумка-кошелек с паспортом, которая остается висеть на мне, когда я сижу в кресле. То есть, если надо будет эвакуироваться, может ли она остаться на мне висеть. Ведь если её выбросить и выжить в аварии, то какой катастрофой будет восстановление документов.

– Более надёжным, мне кажется, внутренний карман пиджака, где лежит портмоне со всем, что пригодится, если удастся выжить. Но даже если пришлось бы всё восстанавливать, согласитесь, это приятные хлопоты, выжив. Да много чего может быть страшнее мысли, что самолёт может упасть. Я много об этом думал. Одиночество, например. Или опять же, околоток. В третий раз за год, когда я полетел на Багамы… меня на обратном пути, арестовали на паспортном контроле в Нассау. И продержали до самого отлёта самолёта в Лондон. Возможно, я как-то не так посмотрел на ихнего чиновника. Отобрали всё и поместили в пустую комнату. Два с половиной часа держали. На самом деле, им показалось странным, что летает старый хрен из Лондона через каждые пару тройку месяцев. Зачем? Поди, докажи, что по сердечным делам… А летать я страсть как не люблю. Просто тяжело. Да ещё в такую даль. Но околотки, тюрьмы – пострашнее мысли, что самолёт может упасть.