Дракон проснулся - стр. 70

— У него были такие же грустные большие серые глаза, как и у вас. Иной раз смотришь — несчастный человек, вынужденный нести бремя власти, а копнёшь глубже да посидишь в его жёстких креслах, напоминающих о пыточных подвалах его величества, и понимаешь: он просто завидует тем, кто знатнее его. Не спит по ночам, скрежещет зубами, но не может перестать об этом думать.

— Забавный, должно быть, был человек, — холодно улыбнулся Альберт и, откинувшись в роскошном кресле, скрестил пальцы рук, смотря на меня, как коллекционер на раритет, прикидывающий, так ли он ценен, как о нём говорят.

— Наверное, расстроился, что я исчез, хотел видеть моё падение, а тут такая досада.

— Вы знали, Дэниел, что он был причастен к исчезновению вашего отца? — по лицу хозяина пробежала усмешка, так похожая на гримасу. Но мгновение спустя он лишь внимательно наблюдал за моей реакцией.

— Нет, — коротко ответил я, чувствуя, как пламя рвётся из груди. Сердце грохотало, в висках стучала кровь, я едва сдерживался, чтобы не сорваться и не превратиться в зверя. Не разметать здесь всё в каменную крошку и не сжечь в первородном чистом огне хозяина этого логова.

— Я разбирал его дневники, довольно подробные, они теперь хранятся в моём личном архиве, как величайшее сокровище. Мой прадед был несчастным человеком, после вашего поражения он прожил пару лет и был казнён по обвинению в государственной измене. Имущество конфисковано, семья лишена титулов и земель. И виновата в этом та же женщина, что и погубила вас.

Альберт побледнел, его губы снова начали подёргиваться, а в глазах появилось выражение, свойственное побитой собаки. Любой на моём месте мог бы пожалеть этого человека, страдающего серьёзным недугом, но я видел за личиной болезни бессильную ярость и почти такое же желание отомстить, какое владело мной. Только моё было сродни глухому раздражение, оно было способно терпеливо ждать своего часа, человек же напротив напоминал бесноватого, чья злость сжирала душу.

— Но теперь вы довольно преуспели, — перевёл я разговор в миролюбивое русло. Власть придержащие одинаковы во все времена: потешь их самолюбие — и делай с ним, что хочешь. Особенно с незнатными выскочками. — Я заметил, получаете королевскую почту.

— Это так. Моё новое имя вписано в Книгу древнейших родов, милорд. Я богат настолько, что могу скупить всю землю в округе столицы, — Альберт снова улыбнулся и обвёл взглядом кабинет со шкафами из красного дерева, со светильниками из колхийского цветного стекла и толстенными книгами со стёртыми золоченными надписями, вероятно, столь редкими фолиантами, собранными со всего Старого света.

Я любил древние тексты и знал в них толк. Эта библиотека стоила целое состояние и была ценна для своего владельца. На корешках не было пыли, а в кабинете поддерживалась такая атмосфера, что человеку здесь будет прохладно, а книгам в самый раз.

— Сами видите, я в деньгах не нуждаюсь, во власти тоже, — продолжил Альберт чуть громче, когда молодой слуга бесшумно проскользнул в дверь с подносом, на котором дымился чайник для заварки, и стояли пара пустых чашек с блюдцами. Чисто-белые с маленькой серебряной завитушкой в виде буквы «В» и такие дорогие.

Фарфор из королевской мануфактуры дарили на свадьбы, передавали по наследству, ставили в маленьких витринах в гостиных, никто бы никогда не подал для чаепития гостю, которого видят в первый раз. Оливия любила роскошные, статусные вещи, от неё я и услышал впервые об увлечениях нового мира и старой аристократии.