Драгоценности - стр. 19
– Думаю съездить в Палм-Спригс на пару месяцев. Или в Европу на лето. – Он смаковал планы.
– Звучит неплохо.
Они говорили, словно чужие, и от этого Саре стало еще грустнее. Они никогда не знали друг друга, их отношения – игра, в которой она проиграла. Нет, они оба проиграли. Только вот Фредди, похоже, все равно.
– Береги себя, – сказал он, словно прощался со старым приятелем или однокашником, причем ненадолго, а не навсегда.
– Спасибо. – Сара сидела, уставившись на телефон, пока держала трубку и слушала Фредди.
– Все, мне пора, Сара.
Она молча кивнула.
– Сара?
– Да… прости… спасибо, что позвонил.
Спасибо за ужасный год, мистер ван Диринг. Спасибо, что ты разбил мое сердце… Ей хотелось спросить, любил ли он ее когда-нибудь, но она не осмелилась, тем более ответ, кажется, и так знала. Очевидно, что нет. Фредди никого не любил, даже себя, и уж точно – не Сару.
Ее мать наблюдала, как дочь страдала весь июль, потом август и сентябрь. Единственное, что как-то отвлекло Сару в июле, – исчезновение Амелии Эрхарт[7], а через несколько дней – вторжение японцев в Китай. Однако большую часть времени Сара предавалась мыслям о разводе, испытывая при этом стыд и вину. Ей стало еще тяжелее на какое-то время, когда Джейн родила дочку, но она все же съездила с матерью в Нью-Йорк проведать сестру в больнице и настояла на своем возвращении в Саутгемптон тем же вечером. Малышка была очаровательной, ее назвали Марджори, но Саре не терпелось снова остаться одной. Она в основном копалась в своем прошлом, пытаясь осознать, что же случилось. Все оказалось проще, чем она думала. Она просто вышла замуж за человека, которого толком не знала, и он оказался ужасным мужем. Конец истории. Но Сара не переставала винить себя и уверовала, что если пропасть из поля зрения и жить затворницей, то все забудут о ее существовании и не станут наказывать родителей за ее грехи. Поэтому она в прямом смысле слова скрылась, ради родителей и ради себя самой.
– Нельзя же прятаться всю оставшуюся жизнь, – сурово сказал отец после Дня труда, когда они с Викторией перебирались в Нью-Йорк на зиму.
Бракоразводный процесс шел как по маслу. Фредди, как и собирался, уехал в Европу, но его адвокат все утрясал за него и сотрудничал с Томпсонами. Слушания назначили на ноябрь, то есть развод она окончательно получит еще только через год. Отец уговаривал ее поехать с ними. Родителям не хотелось оставлять Сару здесь, словно неблагополучную родственницу, которую все стыдились. Но как ни странно, именно такой Сара себя и считала и не поддалась даже на увещевания Джейн, когда та приехала вместе с малышкой в октябре навестить ее.
– Не хочу возвращаться в Нью-Йорк, Джейн. Мне здесь очень хорошо.
– С Чарльзом и еще тремя слугами мерзнуть до полусмерти всю зиму на Лонг-Айленде. Сара, не глупи. Поехали домой. Тебе двадцать один год. Нельзя же поставить крест на своей жизни. Нужно начать все заново.
– Я не хочу, – тихо выговорила Сара, не обращая внимания на дочурку сестры.
– Не сходи с ума. – Похоже, Джейн устала от упрямства младшей сестры.
– Что ты, черт возьми, знаешь о жизни? У тебя любящий муж и двое детей. Ты никогда ни для кого не была обузой, позором или стыдом. Просто идеальная жена, дочь, сестра, мать. Но что ты знаешь о моей жизни? Ровным счетом ничего! – Сара, казалось, пришла в бешенство, она и правда разозлилась, но не на Джейн, что и сама понимала. Она злилась на себя, на судьбу… и на Фредди. Но тут же раскаялась, с грустью взглянув на сестру: – Прости меня, Джейн, я просто хочу побыть здесь одна.