Драгоценность - стр. 3

Первое: увидеть предмет как он есть. Второе: нарисовать мысленный образ. Третье: подчинить его своей воле.

Зеленые прожилки проступают сквозь ее пальцы в том месте, где они касаются кубика, и испещряют красную поверхность. Взгляд у девочки сосредоточенный, видно, как она борется с болью, и я знаю, что если она сможет продержаться еще несколько секунд, тест будет пройден. Но боль одолевает ее, и девочка вскрикивает, роняет кубик, признавая победу красного над зеленым, и отхаркивает в ведерко розовую слюну. Из носа вытекает тонкая струйка крови, и девочка вытирает ее носовым платком.

Я вздыхаю. Первое Заклинание самое простое из трех, но девочке удалось поменять цвет всего на двух кубиках. Впереди у нее долгий и трудный день.

– Вайолет! – Рейвен зовет меня, и я спешу к ней.

В столовой немноголюдно – большинство девочек уже в классах. Когда заходим мы с Рейвен, все замолкают, отставляют ложки и чашки, встают, и каждая девочка, скрестив два пальца правой руки, прижимает их к сердцу. Это традиция Дня Расплаты, дань уважения суррогатам, уходящим на Аукцион. Каждый год я участвовала в этой церемонии, но сейчас испытываю странное чувство, потому что чествуют меня. Ком встает в горле, и глаза щиплет от подступающих слез. Рейвен стоит рядом, и я чувствую ее напряжение. Многие из тех, кто приветствует нас, завтра тоже идут на Аукцион.

Мы садимся за наш столик в углу, у окна. Я закусываю губу, с грустью осознавая, что очень скоро этот столик уже не будет «наш». Это мой последний завтрак в Южных Воротах. Завтра в это время я буду в поезде.

Как только мы устраиваемся за столом, девочки садятся, и возобновляются разговоры, только уже шепотом.

– Я понимаю, это дань уважения, – бормочет Рейвен. – Но мне не нравится быть по другую сторону.

Молодая воспитательница по имени Мёрси спешит к нам с серебряным кофейником.

– Удачи вам завтра, – робко произносит она. Я с трудом выдавливаю из себя улыбку. Рейвен молчит. Мёрси слегка краснеет. – Что предложить вам на завтрак?

– Глазунью из двух яиц, картофельные оладьи, тост с маслом и клубничным джемом, бекон, хорошо прожаренный, но не горелый, – тараторит Рейвен, словно нарочно запутывая Мёрси. Она любит ставить людей в неловкое положение, особенно когда нервничает.

Мёрси, улыбаясь, качает головой.

– А тебе, Вайолет?

– Фруктовый салат, – отвечаю я. Мёрси удаляется в сторону кухни. – Неужели ты все это съешь? – спрашиваю я Рейвен. – У меня за ночь желудок будто съежился.

– Любишь ты дергаться, – говорит она, высыпая в свою чашку с кофе две полные ложки сахара. – Так недолго и язву заработать.

Я делаю глоток кофе и наблюдаю за девочками в столовой. Особенно меня интересуют те, что идут на Аукцион. Одни заметно нервничают и, наверное, так же, как и я, мечтают нырнуть в постель и спрятаться под одеялом; другие возбужденно болтают. Я никогда не понимала таких девчонок – тех, кто безоговорочно верит россказням смотрительниц о том, какие мы особенные, какую благородную миссию выполняем, почитая давнюю традицию. Однажды я спросила Пейшенс, почему мы не можем вернуться домой после родов, и она ответила: «Вы слишком большая ценность для королевской семьи. Они хотят заботиться о вас до конца жизни. Разве это не замечательно? У них такие добрые и великодушные сердца».