Драгоценность - стр. 16
Первое, что поражает меня, так это цвета. Я никогда не думала, что в природе существует столько оттенков зеленого. И не только зеленого, но и красного, и бледно-желтого, ярко-оранжевого и сочного розового.
Я думаю об Охре – он сейчас должен быть на одной из молочных ферм. Надеюсь, он сможет и дальше работать в доме Огня. Как это несправедливо, что он в одиночку вынужден кормить нашу семью.
Что еще поражает меня – так это ландшафт Фермы. В Болоте все плоско; здесь же кажется, будто ты все время катишься по земле то вверх, то вниз. Поезд пересекает мост через реку, разделяющую два холма. По их склонам спускаются ровные ряды виноградных лоз, закрепленных палками и кусками проволоки. Я помню, что это называется виноградник, где выращивают виноград для вина. Пару раз я пробовала вино – смотрительницы разрешают нам выпить по бокалу в день рождения и по случаю празднования самой длинной ночи.
– Она такая огромная, – говорит Рейвен.
Она права. Ферма тянется бесконечно, и я почти забываю, что есть еще Болото, Жемчужина или Аукцион. Мне кажется, что нет ничего, кроме этих бескрайних просторов, где буйствует природа.
Как только мы проезжаем через железные ворота на границе Фермы и Смога, свет тускнеет, и солнце будто сияет вполсилы.
Поезд медленно тащится по приподнятой колее через лабиринт чугунных гигантов; повсюду возвышаются фабрики, из их труб валит дым самых разных цветов – темно-серый, белый, зеленовато-фиолетовый, темно-красный. Улицы кишат людьми – с изможденными лицами, согнутыми спинами. Я вижу мужчин и среди них немало женщин и детей. Раздается пронзительный свисток, и толпа рассасывается по мере того, как рабочие разбредаются по своим фабрикам.
У меня замирает сердце при мысли о том, что еще один округ, и мы прибудем на место. Как долго ехать до Жемчужины? Сколько минут свободы мне осталось?
– О-о, – Лили вздыхает, когда мы въезжаем в Банк. – Какая красота.
Солнечный свет снова яркий, маслянисто-желтый, и мне приходится щуриться, потому что он слепит глаза, отражаясь от фасадов магазинов и улиц, вымощенных светлым камнем. Арочные окна с серебряными ставнями и причудливыми орнаментами из кованого золота здесь сплошь и рядом. Деревья с тонкими стволами и идеально подстриженными кронами высажены ровными рядами вдоль тротуаров, и повсюду электрические дилижансы. Мужчины в шляпах-котелках и тщательно отутюженных костюмах сопровождают женщин в платьях из цветного шелка и атласа.
– Похоже, Пейшенс была права, – говорю я. – Брюки здешние женщины не носят.
Рейвен ворчит что-то неразборчивое.
– Разве это не чудо? – Лили прижимается лицом к стеклу. – Только представьте себе: Курфюрст встретил Курфюрстину в одном из этих самых магазинов.
Рейвен медленно качает головой.
– Какое-то безумие. Все это… я хочу сказать… нам, конечно, показывали картинки, но… сколько же у них денег.
– Это мы еще не видели Жемчужину, – бормочу я.
– Всё, девочки, рассаживайтесь по местам. – Старшая смотрительница по имени Черити заходит в вагон, следом за ней плетется доктор Стил. У нее в руках серебряный поднос с аккуратно разложенными разноцветными таблетками. Я перевожу взгляд на Рейвен.
– Что еще за таблетки? – шепчу я, но она лишь пожимает плечами.
– Закройте шторы, пожалуйста, – говорит Черити. Лили тотчас повинуется, но я вижу, что другие девушки нервно переглядываются, зашторивая окна. Тусклый фиолетовый свет в вагоне усиливает зловещую атмосферу.