Дознание капитана Сташевича - стр. 32
Однако происходили эти назначения не без деятельного влияния «авторитетов» из военнопленных. Лагерных старшин, которые на деле доказали свою лояльность администрации, расположили к себе непростым умением поддерживать жёсткую дисциплину в своих подразделениях. В конечном итоге реальная власть в лагере для военнопленных, впрочем, как и в обычном гулаговском, оказывалась в руках кучки самых активных негодяев. Людей властных и жестоких, лишённых каких-либо принципов.
Для поддержания своей популярности эти субъекты порой вынужденно играли в справедливость. На деле ради выгоды они готовы были предать и продать всё и вся. Вальтер почти за три года плена прошёл через несколько лагерей в Центральной России и Сибири.
По странной закономерности почти в каждом из них реальной властью становились бывшие эсэсовцы – многие отъявленные военные преступники. В хаосе первых месяцев плена эти люди сумели поменять личины. Происходило это довольно просто. Смертность среди военнопленных, особенно после Сталинграда, была огромной. Чего проще было поменяться документами с кем-нибудь из своих менее удачливых соотечественников.
Правда, в этом случае приходилось отправляться из более комфортного офицерского лагеря в лагерь для рядовых. Зато теперь тебе не грозило разоблачение и чреватое виселицей обвинение в военных преступлениях. Чинам ниже лейтенанта, пусть даже служивших в составе войск СС, было и того проще. До этих мелких бесов у русских следователей и начальников оперативных отделов лагерей просто не доходили руки. Если, конечно, последних по-тихому не сдавали свои же…
В первые месяцы плена Бравен часто спрашивал себя, известно ли русским, кто на самом деле верховодит в лагерях вверенных им военнопленных? Через некоторое время этот вопрос сам собой отпал. Бравен вполне убедился, что русская администрация прекрасно знает о большей части её ставленников. По многим лагерным «активистам-антифашистам», старшинам рот и отрядов, плакала верёвка и скучала расстрельная команда. Конечно же, русским было многое известно об этих деятелях, часто настоящих военных преступниках. Однако их всё устраивало – был бы порядок в лагере.
Как и многие офицеры-фронтовики, сам Вальтер, служивший в обычных частях вермахта, терпеть не мог эсэсовцев. И если с заносчивыми, мнящими себя элитой бойцами из фронтовых подразделений СС можно было как-то сосуществовать, то к тыловым «воякам», убийцам старух и младенцев, он, Вальтер фон Бравен, как и его товарищи по оружию, питал стойкое, чисто физиологическое отвращение. Эти парни, отмеченные почётными знаками с мечом, пронзающим змею, могли сколько угодно рассказывать о своём ратном труде, борьбе с подлыми головорезами, бандитами-партизанами. Бывалый окопник всегда мог отличить настоящего солдата от грязного падальщика из зондеркоманды.
– Не удивлюсь, если Шнитке окажется как раз из таких, – злобно размышлял Бравен. – От этого мерзавца за километр разит мертвечиной!
Новый начальник оперчасти Вальтера больше не беспокоил. По крайней мере, за прошедшие две недели – ни разу. То же касалось выписанного из санчасти Шнитке. Главный лагерный старшина демонстративно не замечал своего несостоявшегося убийцу. По крайней мере, искусно делал вид. У Вальтера постепенно создалось впечатление, что у Шнитке, как и у русского капитана, появились куда более важные, чем его скромная персона, дела. Зато появилась другая напасть. Сны! Нет, не кошмары. Нечто похуже. Серые, мрачные грёзы. Полные неизбывной тоски видения. Всякий раз, как и в первую ночь, которую Бравен, арестованный за нападение на Шнитке, провёл в ШИЗО, он видел одно и то же…