Доживем до понедельника. Ключ без права передачи - стр. 45
– Ладно, никто не спорит с тобой, – говорил Смородин. – А чего ты от Марины Максимовны хочешь?
– Мнения! – настаивал Адамян.
– Зачем? Это наша проблема, и мы решим ее сами…
– Как? Вызовем Голгофу на бюро?
– Не смеши!
– Баба Сима могла бы… – меланхолически сказала Юля.
– Так ее уже нет. – Адамян ходил взад-вперед, глядя себе под ноги. В нем заметна какая-то напряженность. – Есть Марина Максимовна, но она молчит…
– Жень, а я имею, по-твоему, право обсуждать это с вами? – спросила Марина Максимовна.
– Нет? Ну, не надо… что ж. Вообще-то, я и сам понимаю…
– Зачем же начал?
– Надеялся, что вы…
– Лопух потому что, – вдруг высказал с оттоманки Майданов, охранявший там сон ребенка. – Марине Максимовне неинтересно иметь неприятности из-за тебя, правда же?
Повисла пауза.
Смородин чиркнул спичкой для Марины: она разминала сигаретку. Но рассердившись (на себя?), она задула эту спичку и принялась эту сигарету крошить:
– Трудный вопрос, да. Тягостный. Такой, что все стараются отвести глаза. А надо бы набраться духу – причем не тете Моте, а мне самой! – и сказать на педсовете: «Вот мнение моих десятиклассников об одном из нас. Давайте думать, как быть».
– Вот! Я только этого и хотел!
– Ну и прекрасно. Если б еще обойтись без этой злости… Ты хотел знать – смогу ли я? Готова ли? Скоро буду! Но даже если я смогу завтра в девять утра, – вы-то опаздываете с вашей критикой. Результат будет, дай бог, для восьмых и девятых, а вам – I am sorry very much – заканчивать в этих «предлагаемых обстоятельствах».
– Ясно, – подвел итог Женя. – Как один конферансье объявлял: «У рояля – то же, что и раньше».
И Адамян виновато отошел в темный угол, откуда мерцал глазами Майданов. Они там обменялись немногими словами. Тем временем Юля спросила:
– Марина Максимовна, а как вам этот директор? Нравится?
– Граждане! Предупредили бы, что экзамен, – я ж не готовилась!
– Не будет он лучше бабы Симы, это ясно, – вздохнула Таня.
– О чем говорить!
– Он еще не проявился и не мог успеть, – отвел Алеша этот вопрос от Марины Максимовны, но Юля от нее домогалась истины:
– Нет, не как начальство, – как человек?
– А в нашем деле это все как-то вместе… Вот баба Сима считала, что хорошая школа – учреждение лирическое! Сами понимаете: надо быть белой, белоснежной вороной, чтоб так считать! А уж среди отставных военных…
– Он серый вообще? Как слон? – уточнила Таня.
– Не знаю… Нет, ярлыков не лепите, это зря… Такого, от чего уши вянут, я от него не слыхала пока. Взгляд такой… вбирающий. Знает вроде, что в уставах – еще не вся философия, не окончательная. Но все же вряд ли он пришел руководить «лирическим учреждением», а? – усмехнулась Марина. – Боюсь, теперь труднее будет раскрутить некоторые наши затеи. Вечер сказок Евгения Шварца – помните, все откладывали?.. Или вечер французской поэзии, от Вийона до Жака Превера… Или вам самим уже нет дела до них?
Ее успокоили:
– Да что вы?! Наоборот! Вдвойне охота…
– Но с этим не вылезешь теперь в актовый зал… Разве что – в классе, на ножку стула заперевшись… под сурдинку… Главное – не киснуть, правда? И от намеченного не отказаться. На чердаке, в котельной – какая разница? Я притащу одну книжку о театре, увидите: так называемая «эстетика бедности» – очень даже на почетном месте… Братцы, а ведь уже темно. Родители ни у кого не волнуются?