Доверься - стр. 22
— Спасибо. Красивые. Тяжеленькие.
— Хотел еще раз извиниться, — говорит он вновь прерывисто, отстраненно. — Если напугал или обидел. Я замечательно провел время. И переживал, что ты… нет.
Переживал… Слово это особенное, мы не переживаем за тех, кто безразличен.
— Не стоит извиняться, все в порядке. Но мне приятно получить цветы, — мягко говорю я, опустив глаза и мучительно вспоминая, не назвала ли этого обходительного мужчину в прощальном сообщении каким-нибудь мудаком. Например, последним.
Не выглядит он таким. Вот хоть убейте! Злым, немного растерянным — да. Но не подлым. Хотя еще утром я именно так об Адомайтисе и думала. В глаза сейчас смотрю, и ноги подкашиваются.
Они, глаза, у Павла, кстати, усталые. Это заметно даже мне, знающей его совсем мало.
В ответ на мою благодарность он как-то весь подбирается. Спину выпрямляет. Хмурится и произносит суховато. Так, знаете, с налетом официальности:
— Диана, я освободился только. Приехал вот как есть. Просто хотел поблагодарить тебя за отличный вечер. Все дежурство вспоминал наши шутки и улыбался. Если переборщил в конце, если ты не настроена — я больше не буду лезть.
— Ты голодный? — спрашиваю я.
— Что?
— Выглядишь раздраженным. Обычно люди такие на голодный желудок.
— А. Я такой всегда.
— Нет.
— Может, как-нибудь сходим в кино? — предлагает Павел. На меня смотрит. — Убедишься.
Я же… стою с этими лилиями, слушаю, не совсем понимая, что именно происходит и о чем мы спорим. Подгибаю пальцы ног — на улице по-прежнему мороз. Я одета, чтобы до машины добежать, а не стоять полчаса на снегу.
— Можно в кино. А может… ты меня не так понял?
Павел задумывается, потом произносит чуть живее:
— Ты мне нравишься. И я хочу большего. Настаивать не стану, но и скрывать глупо. Времени на игры у меня и нет особо. Говорю как есть. Было бы иначе — не поперся бы после полутора суток на ногах первым делом в цветочный. Если мое внимание тебе неприятно, так и скажи.
— Ты точно голодный, Паш. — Я качаю головой с легкой улыбкой.
Его грубая прямолинейность кажется отчего-то трогательной.
— Так что насчет кино? Я завтра работаю, — напоминает он резковато.
— Я уезжаю на все выходные.
— А, — теряется Адомайтис, явно расстроившись.
Ауч. Мне вдруг не хочется с ним прощаться до вечера понедельника. И вообще не хочется прощаться.
Заглядываю в его уставшие глаза.
— Тогда я позвоню? — предлагает он. Словно делает последний рывок.
— Я думала, ты еще вчера это сделаешь, — отвечаю робко, тихо. Потом добавляю, чтобы поддержать его: — Надеялась.
Сердце колотится. Мы смотрим друг на друга. После чего Паша пожимает плечами и выдает запросто:
— Вообще-то, я звонил.
— Видимо, не мне.
— Тебе. Раз десять. Ты трубку не взяла ни разу. Ну и я подумал, что ошибка оказалась фатальной.
— Если бы ты звонил, я бы заметила. Это точно, Паш, — говорю как-то совсем тихо. Смутившись. Я ведь не могла его в бан случайно кинуть?
Павел хмурится сильнее, раздражение в нем нарастает стремительно.
— Я его убью тогда.
— Кого?
— Матвея. Я телефон разбил, — разводит он руками, — когда из такси выходил у дома. С работы Моту позвонил, он твой номер продиктовал. Если пошутил таким образом… вот гаденыш. Понятно, что он злится на меня, но такое отношение переходит все границы.
Я округляю глаза.
— Так ты с рабочего звонил? А какие там цифры последние, помнишь?