Дорогие гости - стр. 11
Но в августе или сентябре все же лучше, чем никогда, гораздо лучше, – и Фрэнсис в приподнятом настроении отложила расходную книгу. Пришел подручный пекаря, а за ним следом разносчик из мясной лавки. В кои-то веки она взяла хлеб и мясо с чувством полного своего права, а не с таким ощущением, будто скупает краденое. Мясо – баранью шейку – можно будет потушить с овощами. Еда Фрэнсис не интересовала – ни стряпня, ни самый процесс поглощения пищи, – но за годы войны она поневоле приобрела некоторые кулинарные навыки, и ей нравилось решать чисто практические задачи: например, как из одного дешевого куска мяса приготовить несколько разных блюд. Такое же отношение было у нее и к работе по дому: она с куда большей охотой бралась за дела необычные – начистить лестничные ковродержатели или до блеска отдраить плиту, – которые требовали планирования, стратегического подхода, правильного выбора химикатов и вспомогательных средств.
Но в большинстве своем хозяйственные обязанности неизбежно носили рутинный характер. Дом изобиловал всевозможными неудобствами вроде затейливой лепнины, настенных реек для картин и резных плинтусов, с которых приходилось обметать пыль почти каждый день. Всю мебель – разных сортов темного дерева – тоже нужно было регулярно протирать. Отец Фрэнсис питал страсть к «английской старине», совершенно не учитывая особенности регентского стиля самого особняка, и в каждом углу дома стояли вычурные кресла и комоды яковианской эпохи[5]. При жизни отца эти предметы обстановки уважительно назывались «папиной коллекцией», а через год после его смерти Фрэнсис пригласила оценщика – и все они оказались викторианскими подделками. Перекупщик, приобретший напольные часы, предложил ей три фунта за все. Она была бы рада положить в карман деньги и избавиться от чертова хлама, но мать решительно воспротивилась.
– Подлинные они или нет, – заявила она, – но в них душа твоего отца.
«Скорее, его глупость», – мысленно ответила Фрэнсис.
Так что мебель осталась, а значит, три-четыре раза в неделю Фрэнсис приходилось по-крабьи шустро сновать по комнатам, смахивая метелкой пыль с крученых ножек шатких столиков и рельефных завитков да ромбиков, украшающих грубо вытесанные кресла.
Самую тяжелую домашнюю работу Фрэнсис оставляла на дни, когда мать отлучалась из дома. Поскольку сегодня понедельник, планы у нее обширные. По утрам в понедельник мать обсуждает приходские дела с местным викарием, и в ее отсутствие Фрэнсис успеет «сделать» весь первый этаж.
Как только передняя дверь захлопнулась, Фрэнсис засучила рукава, надела фартук и повязала волосы косынкой. Она начала с материной спальни, затем перешла в гостиную, чтобы подмести там пол и вытереть пыль, – господи, а пыли-то сколько! Откуда она вообще берется? Такое впечатление, будто сам дом порождает ее, как тело источает пот. Сколько ни вытрясай, сколько ни выколачивай ковер или диванную подушку, пыль все равно сейчас же снова появится. В гостиной стоял шкафчик-горка со стеклянными дверцами, всегда плотно закрытыми, но и в нем все предметы за день-другой покрывались пылью, и их приходилось протирать опять и опять. Порой у Фрэнсис возникало желание переколотить все фарфоровые чашечки и блюдца к чертовой матери. Однажды, в припадке раздражения, она отломила голову у одной из розовощеких стаффордширских статуэток – и голова, наспех приклеенная обратно, теперь сидела на плечах кривовато.