Дороги, ведущие в Эдем. Полное собрание рассказов - стр. 36
– Здоровки!
Причер суетливо кружил вокруг них, пока все не расположились перед пылающим очагом.
– Как чувствуете себя, джентмены? – спросил он.
– Не жалуемся, – ответил Курчавый, с веселым изумлением разглядывая вырезки комиксов и календарь с полуголой девицей на стене. – А ты, дед, на девок заглядываешься!
– Нет, сэр! – важно ответил Причер. – Девицы меня не антересуют, нет, сэр! – И для верности энергично замотал головой. – Я же христианин, миста Исус, истинно верующий баптист, добрый прихожанин церкви Утренней Звезды в Сайпрес-Сити.
– Не обижайся, дед! – сказал Курчавый. – Как тебя звать?
– Звать? Как же, миста Исус, вы разе не знаете, что я Причер? Тот Причер, который беседует с вами, почитай, уж цельных полгода.
– А, ну как же, как же… – Курчавый по-свойски хлопнул старика по спине. – Конечно знаю!
– Что это за хрень? – воскликнул Желтоволосый. – Что вы мелете?
– Да сам не пойму, – пожал плечами Курчавый. – Слушай, Причер, у нас сегодня был трудный день, и что-то в горле пересохло… Не поднесешь?
Причер лукаво улыбнулся, воздел руки и заявил:
– Я в жизни ни капли в рот не брал, чесслово!
– Да я про воду, дед. Простой воды у тебя не найдется?
– И чистый черпачок! – добавил Желтоволосый. Парень этот был привередливый и, по всему видно, раздражительный, несмотря на внешнюю веселость. – А зачем ты такой огонь развел, а, дед?
– Чтоб здоровье укрепить, миста Святой. Знобит меня оченно сильно.
– Эти цветные все одинаковые… – пробурчал Желтоволосый. – Как будто их на конвейере клепают! Вечно болеют и вечно выдумывают всякую чушь!
– Я не болею! – возразил Причер, просияв. – Я чувствую себя оченно хорошо! Так хорошо, что лучше и не бывает. – Он погладил подлокотник кресла-качалки. – Идите-ка посидите в моей качалке, миста Исус. Видите эту подушечку? Миста Святой, а вы на кровать присядьте!
– Благодарствую.
– С удовольствием присяду, спасибо.
Курчавый был постарше и посимпатичнее: ладная голова, крепко сидящая на шее, округлое волевое лицо, голубые глаза, бесхитростный прямой взгляд. А уж борода была поистине великолепная. Он сел в качалку, широко расставив ноги и закинув одну на подлокотник. Желтоволосый, у которого лицо было побледнее и очерчено поострее, устало рухнул на кровать и стал мрачно оглядываться по сторонам. Пламя потрескивало в очаге, навевая сон, керосиновая лампа тихо шипела.
– Так думаю, надо мне собрать манатки? – еле слышно поинтересовался Причер.
Ответа не последовало, и тогда он расстелил в дальнем углу свое лоскутное одеяло и молча, чуть смущаясь, сложил на него фотографию Эвелины, свою трубочку, потом зеленую бутылку, в которой когда-то было налито вино из дикого винограда – подарок на какой-то день рождения, – а теперь лежали семь розовых камешков, приносящих удачу, вперемешку со слоем пыли и обрывками паутины, потом пустую коробку из-под леденцов и другие дорогие его сердцу вещицы. Напоследок он порылся в пахнущем старостью комоде из кедровой доски, выудил шапку из лоснящейся беличьей шкурки с хвостиком и нацепил на голову. Добрая была шапка и теплая, а в предстоящем путешествии ему могло быть холодно.
Пока старик занимался сборами, Курчавый ковырял в зубах куриным перышком, которое подобрал с пола, и, удивленно хмурясь, наблюдал за его действиями. Желтоволосый опять стал насвистывать, но какую мелодию он пытался насвистеть, понять было трудно.