Дорога войны - стр. 13
К Ларсинии занесло шестерых. Пятеро батавов были помоложе, один постарше, но зато какой – двухметровый! Краснощекий богатырь с мышцами, борода веником – вылитый Бармалей.
– Гвардейцы кардинала! – быстро проговорил Эдик и допил вино.
Искандер брезгливо поморщился – от батавов ощутимо несло, – а Гефестай довольно крякнул.
– Самое время, – сказал он, неспешно затягивая перевязь. – Напились, наелись… Разборка на десерт.
Бармалей заорал:
– Очистить помещение!
Молодой батав весело загоготал и поддержал старшего товарища:
– Кыш отсюда, петухи![13] Остальные умело прокукарекали.
Четверка преторианцев сделала вид, что это не к ней относится.
– Я сказал… – затянул Бармалей, багровея.
– Чем это вдруг завоняло? – перебил его Чанба. – Из латрины, что ли, подтекло?
– Не-е… – ухмыльнулся Ярнаев сын. – Это германское дерьмо само к нам пришло! Во-он в тех бурдюках, видишь?
– А-а! – «догадался» Эдик. – Вижу, вижу! Такие, на ножках, да?
– Во-во! Батавы называются.
– А заросли-то… Мама дорогая! Это ж сколько в тех бородищах блох…
– Блох! – фыркнул Гефестай. – Да там уже тараканы завелись! Или мыши.
– А в тебе заведутся черви! – прорычал рыжебородый Бармалей и вытащил меч. – Скоро!
– Не понял, – озадачился абхаз, вставая и сладко потягиваясь, – им чего надо-то?
– Видишь, железяку показывает? – растолковал ему кушан, вытаскивая из ножен длинный сарматский меч-карту с перекрестьем в виде полумесяца. – Это он намекает так, чтоб мы ему бороду сбрили! Закусали человека насекомые, заели совсем…
– Стрижем-бреем, скальпы снимаем! – пропел Чанба, вооружаясь гладием.
Бармалей рванулся, обрушивая тяжелый клинок на Эдика, но тот ловок был – отскочил, пропарывая германцу и куртку, и кожу. Меч Бармалеев развалил столик, сбрасывая посуду, и застрял в точеной подставке. Гефестай не оплошал, подрубил великана из северных лесов.
– Первый клиент обслужен! – выкрикнул абхаз. – Следующий!
Молодые германские воины не устрашились – их охватило лихое бешенство. С криками «Хох! Хох!» они бросились на преторианцев всем скопом.
– Наша очередь, – сказал кентурион, вставая из-за стола.
Тиндарид кивнул, дожевывая грушу из Сигнии, и поднялся. Бросил руки за плечи и выхватил из ножен за спиной оба своих меча – две длинных узких полуспаты испанской ковки.
Роксолан вынул из ножен свой акинак – скифский меч длиною в локоть. Хорошее оружие, хоть и древнее. Само в руку просится.
Искандер скрестил мечи и развел их с вкрадчивым, позванивавшим шорохом. На него налетел батав в распахнутой куртке, открывавшей волосатую грудь, украшенную клыками и когтями медведя, нанизанными на шнурок. Могучую шею, почти скрытую кудлатой бородой, охватывала толстая золотая цепь.
– «Златая цепь на дубе том…» – продекламировал сын Тиндара.
Германец сделал мощный выпад, достаточный, чтобы вышибить дверь. Левый меч Искандера отбил батавский клинок, а правый поразил гастилиария в бок. Батав грузно опустился на пол, с детским изумлением глядя на кровавый фонтанчик, пачкающий штаны.
– Рана, конечно, болезненная, – прокомментировал эллин, бывший хирург и завполиклиникой, – но не смертельная. Жить будешь!
Два батава сцепились с Гефестаем и Эдиком, третий прыгал за их спинами, норовя достать преторианцев через головы друзей. Четвертый, шарахнувшись от Искандера, возник перед Сергием, держа в правой руке меч, а в левой – нож, размерами не уступающий акинаку.