Дорога к Потаенному озеру - стр. 27
Однажды Гарик вспомнил, что «флэшку» надо вернуть ученому. Все, что было на ней, он скопировал в компьютер и поехал в ОмГУ, надеясь, что там знают, кто такой геофизик Гольштейн. Он долго бродил по длинным шумным коридорам, заполненным снующими студентами, и вскоре увидел на одной из дверей табличку, гласившую, что это кафедра факультета физики. Немолодая дама в очках, с седой шевелюрой мелких кудряшек, услышав фамилию ученого, поинтересовалась:
–А по какому делу он вам нужен?
Гарик рассказал о потерянной «флэшке». Она покачала головой:
–К сожалению, вряд ли она ему еще понадобится.
–Что? – сердце екнуло от мысли, что старик помер.
–Нет, он жив, и хорошо себя чувствует, – поспешно сообщила дама, догадавшись, о чем подумал посетитель. – Просто… Даже не знаю… Наверное, я не должна вам это говорить. Но, видно, вы хороший человек, раз приехали специально, чтобы вернуть чужую вещь. Он сейчас на лечении в психиатрической клинике.
–Да? Когда я подвозил его, он говорил, что собирается выступить с научным докладом у вас.
–Тогда-то у него и случился нервный срыв, – она вздохнула. – Все ученое общество подняло его на смех. Бедный Альберт Карлович, на него было больно смотреть. Он выглядел таким несчастным. Но ведь он в самом деле целый час нес несусветную чушь. Так бывает с людьми. Особенно с такими самоотверженными энтузиастами, как он.
–Все-таки передайте ему, если он вдруг поправится, – Гарик положил «флэшку» на край стола и, попрощавшись, удалился. Неприятная новость отчего-то расстроила его, хотя странный дед был ему едва знаком.
5. Такое разное Окунево
Наступил долгожданный май. В городе стало душно и неуютно от обилия солнца, нагревавшего за день каменные стены домов и асфальт улиц не меньше, чем в летнюю жару. Почки на деревьях лопнули, выпустив рвущуюся на волю листву, зашумели раскидистые кроны в скверах и парках, радуя глаз. Но этого было недостаточно. Хотелось вырваться из каменного плена на простор бескрайних лугов. Легкие жаждали глотка свежего ветра, обонянию не хватало запаха свободы, спина истосковалась по крыльям. Так всегда бывает со многими горожанами в конце весны, в преддверии лета, когда кровь в жилах ускоряет бег, в точности, как сок в стволах деревьев. И вот мчатся они из бетонных колодцев прочь, туда, где благоухают первые весенние цветы, где звонкими трелями заливаются птицы, где лед уже сошел с реки, и она величаво катит свои воды в манящую даль. Оттого по выходным город просто пустеет, брошенный, как надоевшая игрушка.
Когда Гарик предложил Оле провести отпуск в Муромцевском районе на озерах, она даже обрадовалась. Миша, ее пятнадцатилетний брат, повзрослевший, дерзкий и угрюмый, отказался составить им компанию, не заинтересовавшись поездкой в дикие края. Красоты сибирских просторов его не радовали, там он замечал лишь комаров, муравьев и «всяких краказябр», которых терпеть не мог. И всегда, когда они брали его с собой на прогулку по лесу, он ходил, уткнувшись себе под ноги, заправив брюки в сапоги и натянув капюшон на лицо аж до самого подбородка. Вид у него был при этом крайне недовольный. Пожалуй, он всегда был недовольный. С Гариком почти не общался, отвечал на вопросы односложно. Гарик и не приставал к нему с разговорами, не хочет, и не надо. Удивительно, но зато с матерью Гарика Миша нашел общий язык. Называл ее бабушкой, и когда смотрел на нее, угрюмость исчезала с его лица, взгляд теплел, а добрая улыбка чудесным образом превращала парня в красавца. Они беззлобно подшучивали друг над другом, как закадычные друзья. За это Гарик многое готов был простить ему. Даже то, что однажды, на просьбу Гарика не хамить сестре тот буркнул: «Ты мне кто, отец, что ли, родной?». В самом деле, какой он ему отец, всего-то на девять лет старше.