Дорога к Марсу - стр. 29

Майкл Уэллан, обложка романа Айзека Азимова «Роботы утренней зари». Безмятежно потягивающийся металлический человек на фоне безмятежного рассвета.

Рябь. Подрагивание. На грани сознания. Бледный мираж несуществующего. Снова оно. Скосил глаза на монитор – так и есть. В «теневом режиме» – неизвестная директория [CENSORED]. Мигает красным. Не входить? Шевельнул пальцем, вошел.

Роботы сменились странной картинкой – угловатый узор разноцветных линий, творение безумного паука. Линии дрогнули, неуловимо меняя узор, зашлись в неистовом танце. Страшно. Отвратительно. Отвратительно и страшно.

Голова закружилась, к горлу подкатила тальятелле, в угасающем сознании вспыхнула странная аббревиатура: ГПсМ…

– Андрей! Андрей!.. – взывал по интеркому голос Аникеева.

Гипоталамическая пси-модуляция. Я знаю, что я знаю, что это такое, но откуда я знаю, что это такое, и откуда я знаю, что я знаю, – я не знаю… Ох и дела!

– Я в порядке, командир. – Конечно, Аникеев по внутренней телеметрии отследил состояние члена экипажа. – Кратковременная потеря сознания.

– Зайди в рубку.

На шторке снова красовался Майкл Уэллан. Карташов выдернул флешку и надел на шею. Лучше пусть будет при нем. И выбрался в коридор-шахту.

По случаю официальной «ночи» рубка освещалась лишь индикаторами и мониторами.

– Докладывай, – без обиняков приказал Аникеев.

– Губная помада, – ответил Карташов.

– Снова?

– Да.

– Что думаешь?

– По нам кто-то долбит психотроникой. Вряд ли с Земли. Это должна быть какая-то супер-пупер-фантастическая разработка. Скорее, кто-то из наших. Или на борту что-то есть.

Тихий звон с пульта контроля за состоянием экипажа заставил обоих вздрогнуть.

– Кто?! – невольно воскликнул Карташов.

– Гивенс, – снимая показания с датчиков, отозвался Аникеев. – Те же симптомы.

– Надо проверить, не за компьютером ли он!

Гивенс-младший был за компьютером. И шарахнуло его куда сильнее. В наполненной охами-вздохами каютке, у монитора, набитого клубком голых тел, американец лежал неподвижно, бессмысленно закатив глаза. Аникеев выдернул флешку, изображение погасло.

– Accept for survive… – хрипло сказал пилот. – OGK…

– Эдвард, говори по-русски, – потребовал Аникеев.

– Impossible… understand everything… can’t speak… a few minutes… leave me alone… Leave me alone!!! – Гивенс сорвался на крик.

Командир и астробиолог переместились из отсека в коридор.

– Поражение речевого центра, – пробормотал Карташов. – Худо. Если только не…

– Симуляция?

– Хрен знает. Надо его в медотсек.

В этот момент шторка каюты Булла открылась, и оттуда выглянуло хмурое лицо первого пилота.

– Кэп! – воскликнул он. – А я как раз к тебе. Я знаю, как обогнать китайцев!

– Вот как? – Аникеев усмехнулся, уже понимая: что-то здесь нечисто.

– Да. Really. Мне пришло откровение.

– И что мы должны сделать?

– Выбросить за борт балласт. Оборудование. Вещи. Лишних членов экипажа. Даже центнер веса даст выигрыш в несколько часов при разгоне и торможении на таком расстоянии.

– Лишних членов экипажа? – поразился командир.

– Certainly! К чему нам повара, пусть даже самые хорошие? К чему философы, которые способны только стучать по клавишам? А сколько они сожрут в пути, сколько кислорода изведут! Тонны, тонны дополнительной массы! К Марсу должны прибыть русский, американец и европеец. Этого достаточно. Остальные могут пожертвовать собой ради общего дела. И у оставшихся вероятность успешного возвращения – двадцать пять процентов, так к чему повторять ошибки Скотта в Антарктике? Не только проиграть в гонке к Южному полюсу, но и погибнуть на пути к мечте? Наши имена будут записаны на золотых скрижалях истории или канут в безвестности…