Дорога длиною в жизнь. Книга четвертая. К итогам - стр. 2

Мы жили в военных гарнизонах в офицерской среде. Всё мы пережили в семье задолго до этого приказа. Очередное, уже обещанное отцу назначение с повышением в должности, не состоялась.

Вот я написал это решение министра обороны, и от меня тут же требуют представить доказательство, т. е. сослаться на документ с указанием его даты и номера. У меня нет документа, нет возможности искать его в архивах. Я взял его из жизни того периода. Именно это решение (слово в слово) сказалось на судьбе моего отца – полковника Советской армии.

Февраль 1961 года. Арестован роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба». У автора были изъяты машинописные экземпляры, рукопись, все черновики и эскизы, имеющие отношение к роману.

Отобрали даже копировальную бумагу и машинописную ленту. Потребовали у Гроссмана подписку о неразглашении произошедшего. Гроссман не дал. Экземпляры рукописи были изъяты также у машинистки в редакции «Нового мира», был забран экземпляр романа в журнале «Знамя».

В поисках оставшихся экземпляров романа перекопали огород у двоюродного брата автора – Виктора Шеренциса. Гроссман отправил письмо Хрущеву: «Я прошу свободы моей книге».

Его принял Суслов, приговор которого был следующий: «Эту „вредную книгу“ не напечатают раньше чем через 250 лет». Отметим, что это слова Суслова – секретаря ЦК КПСС по идеологии. Какие же ещё доказательства требуются?!

Руководству страны нужны были еврейские мозги, но только они – с ограниченными общечеловеческими правами.

Много лет после этого решения Политбюро я, брат, сестра и наши семьи верно и честно служили науке, народу, принимали присягу в армии, преданно строили светлое будущее любимой нами страны. Мои родители, принимавшие активное участие в строительстве и защите страны в военные годы, прошедшие все мыслимые и немыслимые лишения, именно в духе верности этому государству воспитали меня с братом и сестрой.

Лишь в разрушительные 90-ые годы мы вместе с братом, сестрой, родителями и всеми членами наших семей приняли решение строить судьбу своим детям на земле, принадлежащей моему народу.

Лишь в конце восьмидесятых, в начале девяностых годов я обратил внимание на то, что даже в памяти моих верных советской власти родителей всколыхнулись картины несправедливости в прожитых годах и наступал период ломки всех принципов, в которые они и все мы верили.

Сказалась ли эта национальная политика на моей судьбе? Ответ на вопрос, был ли я верен земле и воздуху, людям-творцам и созидателям России, Украины, Молдовы и других Республик Большой Страны СССР читайте в моих книгах.

Никто и ни за что не имеет права кинуть в меня камень. Я был и остаюсь верным земле, на которой вырос, но на своих условиях ответственности и гуманизма. Это ничего, что я живу в другой стране. Землю, воздух, присягу, друзей, коллег, учителей, учеников, сотрудников и принципы своей жизни я не предавал.

В этих утверждениях нет противоречия. Я искренне люблю свой дом на Курильских островах, волны моря, омывающие наши острова, я и вся моя семья искренне любим все места, где мы учились, трудились и служили, всех коллег и соседей. Мы стали людьми всего мира.

Страны, той, которой я давал присягу на верность, уже нет. Её уничтожили без моего участия. Мы жили достойно, с уверенностью в завтрашнем дне и в счастливом будущем.