Домоводство. От сессии до сессии - стр. 39

– Посмотрим.

…Тим-Тим в ужасе закрывает глаза лапами и смотрит на дальнейшее сквозь растопыренные пальцы – я так понимаю, чтобы вовремя отвернуться, если будет страшно. Но Ящер молчит. И от этого становится ещё тягостнее.

Молчит и Николас, этот извечный шутник и балагур. Непривычно видеть его таким серьёзным. Но сердцем он с братом, я чувствую.

Всё так же, не говоря ни слова, они по очереди шагают в портал, открытый моим некромантом прямо на площадь с фонтаном, неподалёку от группы гостей, окруживших Софью Марию Иоанну. Та уже нетерпеливо поглядывает по сторонам, но, заметив Торресов, улыбается и спешит им навстречу. От фонтана, брызжущего в небо струями игристого вина, павой плывёт к ним и Мирабель Прекрасная, в окружении поклонников.

Изобразив довольно-таки умело радушие и приветственную улыбку, дон Теймур устремляется к матери и супруге, подхватывая под руку и одну, и другую.

Улыбаясь и кивая в ответ на приветствия гостей, Николас окликает Магу.

«Брат, что случилось? Что?»

«Ива ушла, – отвечает он с тоской. – Ушла. От меня. Что я теперь скажу детям?»

7. Глава 7

Как это – ушла?

Я в шоке.

«Погоди; как это – ушла? – словно дублирует мои мысли Николас. – Постой, да не может этого… С чего ты вообще?.. Что у вас произошло? И главное – когда? Ты же, считай, весь день был у нас на глазах, а Ива – дома; и когда вы при этом успели поругаться, да ещё и настолько? Ты не преувеличиваешь?»

При этом он, почти естественно улыбаясь, успевает поклониться какому-то старичку, а заодно и подхватить под локоть, когда тот, наступив на край долгополой мантии, едва не падает; и спровадить к имениннице:

– Дон Ду Би Кус, счастлив видеть! Да, да, вас здесь не было очень давно, я даже успел вырасти и немного повзрослеть… Прошу прощенья, доны и доньи, мы с братом ненадолго вас покинем! и скоро появимся, совсем скоро!

Хватает Магу за рукав.

– Нам нужно кое-кого проведать. Помнишь?

«В конюшню, Мага! Очнись! Ивин подарок! Мы же договаривались привести его сами!»

Они ныряют в толпу.

Мне остаётся лишь глядеть им вслед, потому что волшебное зеркало стопорится не хуже меня, зависнув в одной точке обзора. Невидимая «камера» больше не едет за объектом. Мало того: изображение начинает рябить, туманиться, и всячески не желает «тр-ранслироватьсяу». Потому что пушистый «тр-ранслятоур» трёт разноцветные глазищи и шмыгает носом.

С паническим писком к нему карабкаются по боковине кресла два белых мышонка, волоча носовой платок, огромный для них, словно парус. Тим-Тим подхватывает его и шумно сморкается.

– Дет, не богу… – сообщает в нос. Что, должно быть, означает «Нет, не могу». – Это так трогательдоу, что я де в силах пдодолжать… Погоди.

В мою смятенную душу закрадывается подозрение.

– Тимыч, ты что, опять дурака валяешь? – Уточняю, а сама нет-нет, да и кошусь на волшебный экран. – Я вот тоже расстроена, даже очень, и огорчена, но я же не реву! Хоть мне и положено, между прочим! Что ты, как дитя малое?

– Эдо ещё посботр-реть, кто из дас дитё, – гундосит кот из-под платка-простыни. – Я – или декотор-рые, кто, де р-разобравшись, нафиг всех посылаует и сбегаует в очереддой раз!

– Да что ты несёшь!

С досадой тянусь отобрать платок… и тут до меня доходит смысл его причитаний.

– Значит, я опять сбежала, да? – говорю грозно. Я настолько рассержена, что временно забываю о предмете печали.