Доминион - стр. 3

Новости были плохие, хуже некуда. Хотя в последнее время Ллойд Джордж пытался сдать назад, все тридцатые годы он воспевал Гитлера, называя его германским Джорджем Вашингтоном. А Сэм Хор, архиумиротворитель, был давним недругом Черчилля. Эттли, при всех расхождениях с Черчиллем, был бойцом, но они вдвоем оказывались в меньшинстве.

– Ллойд Джорджу семьдесят семь, – заметил Черчилль. – Сможет ли он нести такой груз?

– Думаю, да. К тому же его назначение укрепит дух нации. – Голос Галифакса звучал теперь более уверенно. – Уинстон, мне бы очень хотелось иметь вас рядом с собой в этот час.

Черчилль колебался. Создаваемый военный кабинет связывал его по рукам и ногам. Он понимал, что Галифакс решил стать премьер-министром против своего желания, из соображений долга. Конечно, Галифакс старался бы изо всех сил, но сердце его не лежало к предстоящей борьбе. Подобно многим другим, он сражался в Великой войне и страшился нового кровопролития.

Сперва Черчиллю захотелось отказаться, но потом он решил: какой из этого прок? И Марджессон сказал правильно: единство народа сейчас важнее всего. Он будет делать все, что может, и покуда может. Раньше в тот же день ему показалось, что наступил его час, но все-таки этого не случилось. Пока не случилось.

– Я буду работать под вашим началом, – с тяжелым сердцем проронил он.

Ноябрь 1952 года

Почти все, кто ехал до станции метро «Виктория», направлялись, подобно Дэвиду с семьей, на парад Поминального воскресенья. Утро выдалось холодным, и мужчины, и женщины были в черных зимних пальто. Шарфы и сумочки тоже были черными или темно-коричневыми, единственное цветное пятно – алые маки в петличках. Дэвид втолкнул Сару и ее мать в вагон, они нашли две пустые деревянные скамьи и уселись лицом друг к другу.

Когда поезд, стуча колесами, тронулся со станции «Кентон», Дэвид огляделся. Все держались печально и торжественно, как и подобало в такой день. Пожилых людей было относительно немного – большая часть ветеранов Великой войны, как, например, отец Сары, уже прибыли в центр Лондона и готовились к прохождению мимо Кенотафа. Дэвид и сам был ветераном – участником второй войны, недолгого конфликта 1939–1940 годов, который люди называли Дюнкеркской кампанией или Еврейской войной, в зависимости от политических предпочтений. Но Дэвиду, воевавшему в Норвегии, и прочим уцелевшим бойцам той побитой и посрамленной армии, за отступлением которой из Европы последовала скорая капитуляция Британии, не полагалось участвовать в церемониях Поминального дня. Как и английским солдатам, погибшим в бесчисленных столкновениях в Индии, а потом и в Африке – тех, что начались после подписания мирного договора в 1940 году. Поминальный день приобрел политический подтекст: помните о бойне Первой мировой, когда Англия и Германия противостояли друг другу, помните, что она не должна повториться. Британия обязана оставаться союзницей Германии.

– Очень облачно, – сказала мать Сары. – Только бы дождь не пошел.

– Все будет хорошо, Бетти, – обнадежил ее Дэвид. – Прогноз говорит, что будет просто пасмурно.

Бетти кивнула. Пухлая низенькая женщина шестидесяти с лишним лет, она посвятила свою жизнь заботам об отце Сары, которому взрывом оторвало половину лица – в 1916 году, на Сомме.