Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях - стр. 22

сдумают, на том же пригороди станут… Како нам любо, такоже створим, говорили старые города Ростов и Суздаль о мезинном городе Володимире: он есть пригород наш» (Лавр. 160). Вот основная идея древних вечевых решений.

Если таково было существо вечевых решений, то можно понять, что по его же смыслу строилась и вся форма вечевого собрания, что в Думе на вече первая честь должна была принадлежать старейшим; место же служило только выражением, обозначением этой чести. Стало быть, первая честь и первое место по необходимости отдавалось старейшему. Ум века почитал это дело несомненным и неизменным, а потому не являлись и самые счеты о местах, т.е. местничество в его собственном смысле. Они, как сказано, стали являться тогда, когда родовое начало стало разлагаться, когда в него стало вторгаться личное начало слуги государева, из которого потом народился и слуга государству, каким и был первым Петр Первый. Убеждение века тотчас же само разрешало сомнительные в этом отношении случаи, что мы и видим в том же Новгороде: в 1211г. посадник Твердислав уступает свое место по своей воле старейшему себя Дмитру Якуничу, пришедшему тогда из (Киевской) Руси[8]. Если все это было так, то вече и по духу своих совещаний и решений, и по форме людских отношений походило на собравшуюся родню, которая советуется о семейном деле. Это была община хозяев, разумевших себя больше родными, чем независимыми друг от друга и юридически определенными личностями.

Оттого такая неопределенность, неясность вечевых отношений, оттого не существует ни в летописях, ни в актах никаких подробностей о вечевом порядке жизни. Оттого новгородская душа не любит закона, связывающего деятельность, как замечает г. Костомаров (т. 2, с. 147). Незачем было определять то, что искони было определено и существовало как стихия жизни, было для всех ясно, всем известно и понятно, как Божий день. Житейские отношения родни определяются сами собою и не требуют себе в помощь юридических каких-либо обозначений лица. Незачем было определять людские отношения, давать им закон и порядок, ибо они определялись сами собою, т. е. силою родовой идеи, в них господствовавшей.

Итак, наше старое общежитие в своих отношениях и даже в своих формах строилось и руководилось родовою идеею, идеею родства; наше старое общество в существе своем значило то, что значит слово «родня»: дух нашей старой общественности был дух родства, а не общества, ибо идея общества, идея общественная живет и развивается равенством лиц, равенством прав, равенством достоинств; напротив, родовая идея живет и развивается понятиями старшинства, следовательно, понятиями неравенства, местничества, вообще понятиями достоинств родовых, а не личных, видовых. В ней господствует одно лишь, так сказать, физическое равенство, равенство природы, т. е. равенство родни, которое и производит для наших теперешних глаз оптический обман, именно в рассуждении равенства общественного, социального. Древнее право представительства, право веча, право Думы суть одно естественное право родни, по которому она непреложно должна участвовать в общих делах своего рода. Самое вече по форме и по смыслу своих отправлений служило полным выражением этого права. На вече все делалось и совершалось как-то неопределенно, неправомерно, как-то по-родственному, по-братски, полюбовно, а в сущности все делалось и совершалось подчинением разуму к воле старейших: что старейшии сдумают, на том и пригороды, т. е. молодшие, станут.