Домашние правила - стр. 37
– Марк! Ради бога, не называй его…
– У меня с головой все в порядке, – обрываю ее я.
– Ты ошибаешься, – говорит Марку Джесс. – Джейкоб знает, что мы с ним просто друзья.
– Тебе, блин, деньги платят за дружбу с ним! – фыркает Марк.
Я резко встаю:
– Это правда?
Наверное, я об этом никогда не задумывался. Мама устроила мои встречи с Джесс. Я считал, что Джесс сама хочет встречаться со мной, так как: а) она пишет диплом и б) ей приятно мое общество. Но сейчас я представляю, как мать вырывает из чековой книжки очередной листок и жалуется, что нам вечно не хватает денег на все расходы. Воображаю, как Джесс вскрывает конверт в своей комнате в общежитии и сует этот чек в карман джинсов.
Я могу нарисовать в голове картинку, как Джесс ведет Марка в пиццерию и расплачивается наличными, которые сняты с банковского счета моей матери.
За богатую глютеном пиццу с грибами…
– Это неправда, – возражает Джесс. – Мы с тобой друзья, Джейкоб…
– Но ты не стала бы таскаться повсюду с Форрестом Гампом, если бы не получала этот миленький чек каждый месяц, – говорит Марк.
Джесс набрасывается на него:
– Марк, уходи отсюда!
– Ты сказала то, о чем я подумал? Встаешь на его сторону?
Я начинаю раскачиваться взад-вперед.
– Младенцев не ставят в угол, – бубню я себе под нос цитату из «Грязных танцев».
– Дело не в сторонах, – говорит Джесс.
– Верно… – резко отвечает Марк, – а в приоритетах. Я зову тебя покататься на лыжах, а ты меня посылаешь…
– Я тебя не посылала. А пригласила на уже намеченную встречу, которую не могла отменить в последнюю минуту. Я уже объясняла тебе, как важны планы для человека с синдромом Аспергера.
Джесс хватает Марка за руку, но он отмахивается от нее:
– Это все чушь! Я так сделаюсь гребаной матерью Терезой.
Марк сердито выходит из пиццерии. Не понимаю, что в нем нравится Джесс. Он учится в школе бизнеса и много играет в хоккей. Но когда он появляется рядом, разговор всегда должен идти о нем, и я не знаю, почему все хорошо, когда говорит Марк, а не я.
Джесс кладет голову на скрещенные руки. Волосы рассыпались по плечам, как накидка. Судя по тому, как вздрагивают ее плечи, она плачет.
– Анни Салливан, – произношу я.
– Что? – Джесс поднимает лицо; глаза у нее красные.
– Мать Тереза спасала бедных и больных, а я не бедный и не больной. Анни Салливан более подходящий пример – она известный учитель.
– О боже! – Джесс утыкается лицом в ладони. – Я не могу с этим справиться.
В разговоре возникает пауза, и я заполняю ее:
– Так теперь ты свободна в пятницу?
– Ты шутишь.
Я обдумываю ее слова. Вообще-то, я всегда серьезен. Обычно меня обвиняют в отсутствии чувства юмора, хотя оно у меня есть.
– Тебе не важно, что Марк – первый парень, который сказал мне, что я симпатичная? И что я по-настоящему люблю его? – Голос Джесс повышается, каждое слово взбирается на новую ступеньку лестницы. – Тебя вообще волновало когда-нибудь, счастлива ли я?
– Нет… нет… и да. – Я начинаю волноваться. Почему она спрашивает меня о таких вещах? Марк ушел, и мы можем вернуться к нашему делу. – Поэтому я составил список того, что люди говорят, когда на самом деле хотят сказать, что устали тебя слушать, но я не знаю, правильный ли он. Можешь проверить?
– Боже мой, Джейкоб! – восклицает Джесс. – Уйди с глаз моих!
Слова ее огромны и заполняют всю пиццерию. Все смотрят на нас.