Дома не моего детства - стр. 21

– Моисей Наумович! Вы не переживайте. Ничего репетировать не надо. Просто бейте молотом по наковальне, – и он пнул настоящую наковальню, установленную на грузовике. – А Колька вроде того будет вам заготовку подавать, – и комсомолец показал на молодого широколицего паренька, голого по пояс, с настоящими кузнечными клещами. Паренёк белозубо улыбался, радуясь жизни.

Моисей слушал и бессознательно кивал, а сам в это время во все глаза смотрел на Анну, нетерпеливо ожидая, когда уже этот молодой вожак закончит свои наставления. Однако Саша не отставал:

– Вы на остальных, Моисей Наумович, внимания не обращайте. – На грузовике, кроме нескольких женщин в белых одеждах, среди которых была и Анна Сергеевна, находилось ещё с десяток юношей и девушек. – Они тоже участвуют в инсценировке. Но ваша роль главная – вы кузнец, вздымаете тяжкий молот и куёте ключи счастья. С той стороны тоже есть кузнец, и у него тоже есть помощник и наковальня. – Только теперь Моисей заметил, что проходящая вдоль всего грузовика от кабины до заднего борта декорация делила кузов пополам. Он попытался разглядеть, что было изображено на фанерных щитах, но вблизи сделать это было трудно, практически невозможно.

Саша поймал взгляд кузнеца и с радостью бросился разъяснять: было видно, какое удовольствие доставляло ему всё происходящее вокруг. Ещё бы! Это был первый Первомай, когда ему, только что назначенному комсоргу завода, поручили организовать молодёжный агитгрузовик. Он и песню подобрал, и инсценировку, и декорацию придумал, и художников привлёк. И даже с женской капеллой «Думка» договорился. Поначалу их руководительница наотрез отказалась: «Зачем мои девочки как идиотки горло драть будут на вашем грузовике? Там и без того музыки и лозунгов хватит – из всех динамиков польются. Нас никто не услышит». – «Услышит! – убеждал Сашка. – Мы запишем ваше исполнение в студии на радиостанции. И когда наша колонна выйдет к трибунам и оттуда прокричат: “Да здравствуют труженики легендарной “Ленинской кузницы”! – из всех репродукторов зазвучит “Мы кузнецы…” в исполнении “Думки”. Что на это скажете?» Старая, тощая, высушенная временем и жизненными тревогами бывшая певичка императорской оперы, а потом баронесса… да неважно теперь, какая баронесса, просто Тамара Спиридоновна, музыкальный директор известной киевской женской капеллы, широко раскрытыми глазами, словно впервые увидела, посмотрела на юного мальчишку, светящегося от энтузиазма и собственной значимости. Подумала: «А что, этот и впрямь сможет» – и согласилась.

«Ух!» – обрадовался Сашка, удивляясь своей везучести и пробивным способностям. Но уже через пять минут после того, как выскочил счастливый от старой заносчивой карги явно из бывших аристократок, Сашка не на шутку испугался: и как же у него получится исполнить обещанное? И со студией договориться, и капеллу записать? А главное, сделать так, чтобы, когда колонна «Ленинской кузницы» поравняется с трибуной, из всех репродукторов вдоль Воровского зазвучало:

Но молодость не умеет отступать, поскольку шкура не драная и морда не битая. Сашка, рождённый уже при советской власти, воспитанный идейно твёрдыми родителями, даже допустить не мог, что хорошее дело не найдёт поддержку у старших товарищей. Так и вышло. Поначалу Сашкино предложение повергло секретаря заводского парткома в шок. «Да ты шо! С глузду зьихав!» – закричал тот на зарвавшегося мальчишку. Но в это время в партком по случаю заглянул старый уважаемый большевик, давно уже пенсионер, но продолжающий работать на почётной должности заводского завхоза. «Остепенись! – одёрнул он секретаря. – Хлопец дело говорит. Давай лучше подготовимся и сходим в горком к первому. Мне почему-то кажется, он поддержит». – «Да, кто ж с нами будет разговаривать?» – предпринял последнюю попытку отговориться секретарь парткома. «А мы что, не коммунисты? Для чего тогда горком, если с нами не разговаривать? – возмутился старый большевик и выдал главный аргумент: – К тому ж я член бюро горкома зазря, что ли?» После этих слов секретарь махнул рукой и сдался.