Дом у озера - стр. 5
Пока мама в сопровождении Эдвины стремительно шагала по коридору, Элис с треском приоткрыла окно и подставила лицо теплому ветерку, наполненному соленым запахом моря и ароматом свежескошенной травы. Эдвина, вот единственная живая душа, которая терпит маму в ее нынешнем состоянии! Впрочем, Эдвина – золотистый ретривер, и вряд ли ее можно назвать душой в полном смысле этого слова. Даже папа несколько часов назад сбежал на чердак и теперь наверняка отлично проводит время над своим грандиозным трудом по естественной истории. Проблема в том, что Элеонор Эдевейн всегда стремилась к совершенству и любая мелочь праздника должна была отвечать ее высоким стандартам. Элис довольно долго переживала из-за того, что не оправдывает мамины ожидания, хотя тщательно скрывала это под маской напускного безразличия. Ее огорчало и отражение в зеркале – слишком высокий рост, непослушные рыжевато-каштановые волосы, – и то, что она предпочитала компанию вымышленных персонажей людям из плоти и крови.
Но теперь все изменилось. Элис с улыбкой смотрела, как Бен добавил еще одно бревно к быстро растущему сооружению, будущему костру. Может, она и не так очаровательна, как Дебора, и уж точно ее имя не обессмертят в популярной детской книге, как мамино, неважно. Она совершенно другая. «Ты – прирожденный рассказчик, Элис Эдевейн, – заметил как-то раз вечером Бен, когда голуби летели домой на ночлег. – Я еще никогда не встречал человека с таким богатым воображением, такими интересными мыслями». Он говорил тихо и не сводил взгляда с Элис. Тогда Элис посмотрела на себя его глазами, и ей понравилось то, что она увидела.
Мама еще не свернула за угол, а до двери ванной уже донесся ее голос: она говорила что-то о цветах.
– Конечно, мамочка! – восхитительно высокомерным тоном пробормотала Элис. – Только не выпрыгивай из трусов!
В упоминании нижнего белья Элеонор Эдевейн было некое великолепное кощунство, и Элис сжала губы, чтобы не рассмеяться.
Бросив из окна прощальный взгляд на озеро, Элис вышла из ванной, на цыпочках прокралась к своей комнате и вытащила из-под матраса заветную папку. Перепрыгивая через две ступеньки и лишь чудом не споткнувшись о потрепанный край красного белуджистанского ковра, который прадедушка Хорас привез из путешествий по Ближнему Востоку, Элис спустилась вниз, схватила со стола в зале корзинку и выбежала из дома, навстречу новому дню.
Надо сказать, погода стояла прекрасная. Элис невольно начала мурлыкать под нос, пока спешила по вымощенной камнем дорожке. Корзинка почти наполовину наполнилась, а ведь Элис еще даже не дошла до лужайки с полевыми цветами. Самые красивые цветы росли именно там, оригинальные и необычные, в отличие от садовых – ярких, но заурядных. Элис тянула время. Все утро она пряталась от матери, а теперь ждала, когда мистер Харрис пойдет обедать: хотела застать Бена одного.
В последнюю встречу он сказал, что у него для нее кое-что есть, и Элис рассмеялась. Тогда он спросил со своей легкой полуулыбкой: «Что смешного?» Элис выпрямилась во весь рост и ответила, что у нее, так уж вышло, тоже есть для него подарок.
Элис остановилась у самого большого тиса в конце дорожки. Перед праздником его аккуратно подстригли, сквозь плотную обрезанную крону ничего не было видно, и Элис выглянула из-за дерева. Бен все еще на острове, а мистер Харрис на дальнем берегу озера, помогает своему сыну Адаму грузить в лодку бревна, чтобы перевезти на остров. Бедняга Адам! Элис смотрела, как он чешет за ухом. По словам миссис Стивенсон, когда-то Адам был гордостью семьи, рослым, сильным и смышленым, пока под Пашендалем