Дом у кладбища - стр. 49
– Вот что я скажу вам, сэр, – начал Паддок, видя, что состояние его подопечного по-прежнему далеко от боевого, – я знаю одно средство – очень простое; с моим дядей Ниглом оно делало чудеса. Бедняга без памяти любил ром с соком, даром что наутро его каждый раз одолевала головная боль, а то и подагра.
Паддок вызвал наверх миссис Хогг, хозяйку дома, и поручил ей изготовить два муслиновых мешочка, каждый размером с пистолетный патрон. Получив заверение, что мешочки будут у него через пять минут, Паддок склонился над страницами тетради в четверть листа, заполненной его собственноручными записями. Чего там только не было: и сонеты в честь прекрасных глаз некой Селии, и заложенные меж страниц локоны и анютины глазки, и стихи по случаю дня рождения некой Сакариссы, помимо того – рецепты «паптонов», «фаршей» и так далее, а также и туалетных снадобий: «воды Анжелики», «воды венгерской королевы»; лечебных вод, употребляемых после обильного застолья. Нашлось наконец и то, что требовалось: «Рецепт моей двоюродной бабушки Белл для прочищения головы (хорош при меланхолии, равно и при головной боли)». Представив себе неряшливую тетрадку, недостойную тогдашнего джентльмена и офицера, вы окажетесь не правы: альбом, в красном с золотом переплете, с красным обрезом, был снабжен двумя красивыми посеребренными застежками и исписан ровным и разборчивым – можно сказать, каллиграфическим – почерком, не говоря уже о полном отсутствии клякс.
– Ингредиенты все на месте, не хватает лишь двух – нет, трех, – задумчиво бормотал Паддок, читая рецепт.
Все, чего недоставало, нашлось, однако, у Тула, благо жил он поблизости, а затем Паддок вооружился миниатюрной серебряной теркой, красивым агатовым пестиком и ступкой (наследство двоюродной бабушки Белл) и изготовил чудодейственный порошок; в состав вошли, совсем как поется в песне, «мускатный орех и имбирь, корица, гвоздика», а также всевозможные прочие жгучие продукты природы и химии, какие только пришли на ум автору знаменитого фамильного «снадобья для прочищения головы», а в том, что порошок получился забористым, можно не сомневаться. Зельем наполнили мешочки, концы их завязали, на стол был водружен таз, к нему подсел О’Флаэрти и, следуя указаниям Паддока, поместил себе за щеки по мешочку; далее фейерверкер должен был, под честное слово, оставаться в том же положении, пока Паддок не завершит свой утренний тет-а-тет с парикмахером.
Любопытствующим советую обратиться к старинной книге домашних рецептов, изданной в прошлом веке; там они обнаружат весьма точное описание вышеупомянутой процедуры.
– Черт возьми, бьет наповал, сэр, – говорил впоследствии О’Флаэрти, отчаянно тряся головой, – я и охнуть не успел, как во рту вспыхнул пожар.
Мука была адская, однако требовалось, причем настоятельно, привести себя в порядок, а по истечении пяти минут голове и в самом деле полегчало. Жером тем временем чистил в заднем дворе полковую форму и занимался прочими приготовлениями, все складывалось не так уж плохо, но внезапно у двери послышались голоса, и, боже праведный, один из них определенно принадлежал Магнолии.
– Эта окаянная Джуди Кэррол возьми и распахни настежь дверь. – Рассказывая об этом, О’Флаэрти вскипал. – Поделом мне, нужно было запереться в спальне, но кто же знал, что этой набитой дурехе – черт ее дери – вздумается провести леди прямо в комнату, где джентльмен сидит полураздетый и, можно сказать, принимает лечение.