Дом родной - стр. 34
«Ты больше никогда не злишься. Ты спокойна, весела, доброжелательна. Тебя ничего не раздражает. Ты готова помогать людям, ты жалеешь их, желаешь им добра. Ты любишь своего соседа Петра Федоровича (*образ Семкина*), тебе нравятся его картины, нравится то, что он говорит, делает, нравится его кот, и ты хочешь посвятить свою жизнь тому, чтобы сделать жизнь Семкина как можно счастливее. И ты худеешь. Ты худеешь до тех пор, пока не станешь выглядеть так же, как в семнадцать лет! И будет мое слово твердым, как сталь, и никто не сможет разрушить это заклятие – ни за что и никогда!»
Ффухх! Я вытер пот со лба и подумал о том, что с такой работой я вряд ли постоянно буду оставаться чистым и опрятным. Попробуй-ка, не вспотей, когда пропускаешь через себя такой поток энергии!
Меня трясло от слабости. То я у Машки Бровиной «выплеснулся», то сейчас дал жару – эдак совсем можно исхудать! У меня на животе уже совсем нет жиру, ну ни капли! Сегодня, когда умывался, заметил – я высох, как палка. И это неспроста!
Мда… не зря ведьма говорила про перерасход энергии, когда я колдую вне дома. Дома, если верить ее словам, находится так называемое Место Силы, откуда можно черпать магическую энергию без каких-либо ограничений. Здесь, вдали от дома, я больше пользуюсь внутренними запасами Силы, и эти запасы напрямую связаны с моей собственной энергетикой, энергетикой моего тела – об этом я уже давно догадался. Потому мне обязательно надо иметь при себе специальное снадобье, которое усиливает восприимчивость к Силе, позволяет перекачивать ее в себя гораздо быстрее, даже если Место Силы находится от меня очень далеко. А еще – амулеты, в которую я закачал эту самую Силу, что-то вроде магических аккумуляторов, позволяющих пользоваться Силой без ущерба для моих внутренних запасов энергии.
– Проснись! – выпустил я импульс Силы, и облегченно вздохнул, переводя дух. Устал! Скорее бы домой…«подзарядиться». Сегодня по деревне с визитками не пойду – хватит для меня приключений. Эдак можно и здоровья лишиться!
Женщина медленно открыла глаза, поморгала, повертела головой из стороны в сторону, будто пытаясь понять, где находится. Потрогала рукой лоб.
– Не болит. Совсем не болит!
Поморщилась, приняла позу поудобнее и только тогда посмотрела на меня:
– Милиционер…
– Полицейский. Участковый – поправил я.
– Полицейский… – послушно и как-то очень кротко повторила она. Потом ее глаза широко раскрылись, и она неверяще помотала головой – Это я?! И это была я?! О господи! Что со мной было?!
– Вы упали в обморок, потом очнулись – информировал я, внимательно наблюдая за реакцией пациентки. В душе все-таки гнездилось эдакое неверие в собственные силы. Не может быть, чтобы вот так… поколдовал, и… человек стал совсем другим! Полностью изменился! Так ведь не бывает!
– Я не о том! – женщина снова помотала головой – Я все помнила… все помнила! Господи, во что я превратилась! Господи, господи! Ааа… я жить не хочу! Я не хочу жить! Аааа…
Мария зажала голову руками и зарыдала – горько, безнадежно, как вдова, прожившая с любимым мужем много, много лет и готовая теперь умереть на его гробу. Плач этот был таким тяжким, таким вытягивающим душу, что… я едва не закрыл уши руками.
– Все еще можно исправить! – бодро заключил я, собственно не особо в это веря. На мой взгляд, ей теперь нужно из этой деревни валить куда подальше и никогда больше сюда не возвращаться. У людей память крепкая, и не верят они в души прекрасные порывы. Их жизненный опыт показывает – если некий человек доказал своими делами, что он полный и законченный негодяй, и теперь вдруг ни с того, ни с сего начинает проявлять человечность и доброту – значит, хочет сделать какую-то особенную, невероятно мерзкую гадость. Ну – типа боевая маскировка своих гнусных намерений. Потому от него нужно держаться как можно дальше.