Дом Пламени и Тени - стр. 35
От Ханта не ускользнуло потрясение, отразившееся на лице Рунна. Что ударило по нему сильнее: отцовское предательство или гибель двоюродного брата? Неужели здесь это имело какое-то значение?
– Ты долбаный врун, – прохрипел Ястребу Баксиан. – Всегда был таким… и всегда будешь.
Ястреб улыбнулся Баксиану:
– А не начать ли нам сегодня с твоего языка, предатель?
Надо отдать Баксиану должное: он высунул язык, приглашая палача начинать.
Хант усмехнулся. Да, они были в одной упряжке и теперь вместе двигались к горестному концу.
Ястреб тут же перевел взгляд на Ханта:
– Аталар, ты будешь следующим.
– Подлетай, забирай, – предложил Хант.
Рунн тоже высунул язык.
Они еще смеют дерзить и бунтовать! Ястреба захлестнул гнев. Белые крылья засияли от его зловещей магии. Но вскоре гнев начал сменяться улыбкой. Наверное, обдумывал пытки. Улыбка стала еще шире, когда подошел Поллукс с раскаленной кочергой, от которой так и веяло жаром.
– Кто будет первым? – масляным голосом произнес Молот.
Он стоял, готовый начать истязания. Силуэт на фоне яркого пламени, раздутого им в очаге.
Хант открыл рот, намереваясь еще позлить палачей своим дерзким поведением, и вдруг заметил тени за спиной Поллукса, за очагом. Там двигалось что-то темное, и это что-то было темнее тени.
Нет, это не тени Рунна. Горсианские кандалы не позволяли фэйскому принцу вызвать тени. У Рунна осталась лишь возможность общения без слов.
Тень была иной: темнее и древнее. Она следила за узниками.
Следила за Хантом.
«Галлюцинации», – подумал он. Это было и плохо, и хорошо. Плохо, поскольку галлюцинации указывали на воспаление, с которым не справиться даже его бессмертному телу. А хорошо, поскольку видения предвещали тихое погружение в объятия смерти. Плохо, ибо, если его не станет, внимание астериев целиком переключится на Брайс. Хорошо, поскольку он освободится от боли. Плохо, ведь он до сих пор лелеял в сердце надежду увидеть свою истинную пару снова. Хорошо, так как, если он умрет, Брайс не понадобится его разыскивать.
Нечто, скрывавшееся за тенями, чуть двинулось. Словно поманило его пальцем.
Смерть. Это она пряталась за покровом теней.
И теперь манила его к себе.
«Ночь».
Рунн плыл на плоту забытья по морю боли.
Последним, что он помнил, были вид и звук падения на пол его тонкого кишечника. Этому предшествовала резкая боль – такая резкая, какая и должна быть, когда кривой нож Ястреба вонзается в живот.
Рунн ждал, когда оборотень превратится в птицу и начнет вырывать им внутренности своими когтями, что было любимым занятием палача. Он легко представил, как Ястреб, усевшись ему на грудь, потрошит его острым клювом и когтями. Фэйское тело быстро заживет, и тогда Ястреб начнет снова. И так без конца.
Какой же он был дурак, думая, что ничего из здешних ужасов не будет хуже многих лет издевательств, чинимых ему отцом. Тот действовал исключительно огнем, вызывая ожоги и заковывая сына в горсианские кандалы, мешавшие исцелению. Но Рунн за годы выработал собственную стратегию выживания и исцеления. А здесь была только боль, провал в забытье и снова боль.
Может, он уже мертв? Или это не шепот смерти, поскольку ванирское тело живуче, если только нанесенный удар не является фатальным? Оно восстановит вырванные кишки, хотя горсианские кандалы и замедляют процесс.