Дом окон - стр. 47
Я не знала, что ответить. Для меня одиннадцатое сентября было подобно объявлению войны. Что еще нам оставалось делать?
Когда Роджер впервые упомянул, что пробежал по Фаундерс-стрит, мимо Дома Бельведера, я перестала жевать свой рогалик. Мы не возвращались на эту улицу с тех пор, как провели поминальную службу. Я считала, что тогда он впервые за долгие месяцы решил посмотреть на Дом. Я ждала… Да нет, я ничего не ждала. Я была удивлена и немного обеспокоена, как на него может подействовать возвращение на это место, поэтому спросила:
– И как ты себя после этого чувствуешь?
– После чего?
– После того, как увидел дом.
Он замешкался, прокручивая в голове запись утренней пробежки, а затем произнес:
– Прекрасно.
– Ты уверен?
– Да, – ответил он, поворачиваясь ко мне. – Дорогая, Дом Бельведера никогда не перестанет вызывать в моей душе ворох воспоминаний. А как же иначе? Под крышей этого дома я провел бо́льшую часть своей жизни. Это, можно сказать, дом моих воспоминаний. Как приятных, так и, боюсь, в большинстве своем, не очень. Но не волнуйся, прошлое меня не пересилит. Я смело могу о нем говорить.
Он улыбнулся, и я улыбнулась в ответ, потому что об этом-то я как раз и беспокоилась.
Я отметала все мысли об огромном пустом пространстве, о лицах. У меня почти получилось.
Точно не знаю, когда Роджер перестал менять маршрут пробежек. Должно быть, где-то через неделю-другую после того спокойного месяца. Несколько дней подряд я спрашивала, где он бегал, и он отвечал: «Где обычно». И для меня это означало, что он бежал по Мейн-стрит до светофора на Майнхейм и поворачивал направо. Я уверена, он знал, что так я и подумаю. Почему он не хотел делиться тем, что пробегал туда и обратно мимо своего бывшего дома? Когда я, наконец, узнала об этом и спросила его, Роджер заявил, что такая мелочь просто не заслуживала внимания. «То есть ты считаешь, что я не хотела бы знать, что дважды в день, семь дней в неделю, ты пробегаешь мимо дома, в котором ты жил с бывшей женой и покойным сыном? – воскликнула я. – Тем более когда у тебя есть сотня других маршрутов? Ты не находишь свое поведение несколько необычным?»
«Нисколько», – ответил Роджер. Конечно, он лгал, но к тому времени все катилось к чертям, и понять, что за последние месяцы он только и делал, что врал – или вводил в заблуждение, но это не столь важно – слушать, что за всем стоит исключительно научный интерес… Именно такой версии событий я бы и придерживалась, если бы, к примеру, сплошной кошмар, в котором я застряла, наконец закончился, и я пыталась бы разобраться, когда все пошло наперекосяк. Как пытаюсь сейчас.
Так Роджер и бегал, отбивая тротуар кроссовками, в спортивных штанах и повязке на голове, которая, по моему мнению, совсем не вязалась с его образом бегуна; а справа от него проплывал Дом, в котором его отношения с сыном зародились, расцвели, увяли и безвозвратно погибли. Дом с первым каменным и деревянными вторым и третьим этажами, мансардным чердаком, скоплением окон, двухстворчатой входной дверью, просторной лужайкой с редкими вкраплениями деревьев. Он высился, возбуждая непреодолимый интерес, словно черная дыра, притягивающая все мысли Роджера. В каждом окне, как на экране, проигрывались различные сцены и события, произошедшие за тридцать три проведенных в Доме года. Стоит ли говорить, что все они были о нем и о Теде? Через окно их с Джоан спальни, которое выходило на гору Френчман, он наблюдал, как сам ходит туда-сюда по комнате, распевая викторианские колыбельные карапузу Теду. В кухонном окне, выходившем на южную лужайку, он видел, как объясняет десятилетнему Теду, почему гугеноты покинули Францию. В окнах подвала он вместе с Тедом строил солнечную панель для научного проекта в восьмом классе. В других окнах они играли в старый добрый бейсбол, и после стольких лет он все еще помнил силу, с которой мяч впечатывался в перчатку, приятную боль в мышцах после идущих подряд двух резких бросков и ослепляющий свет утреннего солнца. А затем Дом оставался позади, и Роджер выбегал на 32-е шоссе, направляясь к университету, увлекая за собой шлейф воспоминаний; и чем дальше он убегал, тем быстрее они рассеивались.