Дом грозы - стр. 32
– Бреваланцы – это оборотни-птицы?
– Да.
– Лис теперь птица?
– Ну в теории. Как только действие токсина прошло, через год или полтора, его глаза снова потемнели. Он в это время был в Бревалане, они с родителями туда переехали после революции, там ему и объяснили, что к чему. Эта их птичья магия не такая мощная и агрессивная, как ваша. Она просто вылилась в несколько болезненных всплесков. Кажется, он провел в больнице пару недель. Ему предложили и дальше ее подавлять или принять и попробовать развить. Он попробовал второе – не получилось. В детстве это естественный процесс. Не знаю даже, с чем сравнить… Может, с балетом? Был на балете когда-нибудь? Этому учатся с детства. Можно попробовать освоить магию и будучи взрослым, только уже не каждый сможет. Хотя и в детстве не каждый может, чего это я.
– В общем, Лис оказался к балету не способен?
Фандер посмеивается, представив своего жеманного кукольно-хорошенького длинноволосого друга в балетной пачке.
– Да. Магия успокоилась. Она в нем есть, его дети могут спокойно пробовать ее развивать. Лис ее принял, свыкся с ней, но таланта не хватило. Таких стихий, как у него, то есть древнее магии земли, очень мало. Но они есть. И магия времени в их числе.
– Кто еще?
– Фольетинцы.
– Такие, как ты?
– Да.
– Хоть кто-то научился с этим жить?
– Может, помнишь дерзкую девчонку Айрен Ито? Она, кажется, училась на третьем курсе? Ну не суть. Она оказалась фольетинкой, и я наблюдала за тем, как она превращалась. Меня вроде как попросили ей помочь. В общем, ее глаза потемнели, она жила спокойно, а потом, как и ожидалось, ее накрыл приступ. Сильнее, чем у того же Лиса, фольетинцы ведь древнее бреваланцев. Так вот, эта Айрен же всегда была такой… психованной барышней. Поэтому, когда ее накрыло, это было что-то, она рвала и метала, а потом р-раз… и превратилась.
– И… как она?
– В восторге. Это оказалась ее стихия, она будто всю жизнь с этим жила. Превращается в огромную уродливую медведицу, живет теперь в Фолье. От нее отказались родители, потому что выяснилось, что мать ее нагуляла от фольетинца, они сами чистокровные. Мать сделала постную рожу и сказала что-то вроде: «Э-э… я не знаю, как это вышло!» О, это было ужасно. Думаю, Айрен приняла новую себя со зла.
– Так, значит, дело просто в том, чтобы себя принять?
– Слушай, это совсем непросто. Представь, что тебе скажут, что на самом деле ты женщина. Сможешь принять, что ты женщина?
– Это глупость, так не бывает, – смеется Фандер.
– Ладно… ну… да что я распинаюсь перед моей маленькой принцессой! – язвит Нимея, даже не догадываясь, как на слове «моей» у Фандера переворачиваются органы в животе. – Давай-ка, прими, что ты маг времени, а не земли, разве это так просто? Искренне прими, не на словах. Осознай себя им.
– Я ничего такого не чувствую и не могу это сделать. Я пока не понимаю, о чем ты, – тихо отвечает Фандер, размышляя про себя, насколько ему это было бы легко.
– Вот и Энграм не смог. Он даже не попытался. На словах – да, но ни я, ни Омала не чувствовали в нем этого. Он допускает наличие других рас, ему нравится, что все мы разные, но себя он идентифицирует очень и очень четко. Он знает, где его место, и ему никакая темная магия времени не нужна. Он… слишком славный, что ли? Вся эта великая сила не про него.