Долгое падение - стр. 13
Вспомните некоторых умерших людей – людей, слишком тонко чувствовавших жизнь, чтобы жить: Сильвию Плат, Ван Гога, Вирджинию Вулф, Джексона Поллока, Примо Леви и, конечно, Курта Кобейна. И кого-нибудь из ныне живущих: Джорджа Буша, Арнольда Шварценеггера, Усаму бен Ладена. А теперь поставьте мысленно галочку напротив имен тех людей, с которыми вам хотелось бы поговорить за бутылочкой чего-нибудь, и посмотрите, будут ли это уже умершие люди или кто-то из ныне живущих. Да, вы, конечно, можете сказать, что со списком живых я перегибаю палку и несколько других имен – поэтов, музыкантов и так далее – в пух и прах разнесли бы мою теорию. Вы также можете заметить, что Сталин с Гитлером – не самые приятные люди, а их уже нет с нами. Но не придирайтесь – вы же понимаете, о чем речь. Людям с тонкой душевной организацией сложно долго продержаться в этом мире.
Я был поражен, узнав, что Морин, Джесс и Мартин Шарп собирались покончить с собой так же, как и Винсент Ван Гог. (Да, спасибо, я знаю, что Винсент не спрыгивал с крыши многоэтажки в Северном Лондоне.) Похожая на домработницу женщина средних лет, визгливая психованная девица и ведущий ток-шоу с пожелтевшим лицом… В цельную картину это никак не складывалось. Самоубийство – это не для таких людей, как они. Самоубийство – это для Вирджинии Вулф и Ника Дрейка. И для меня. Самоубийство должно быть красивым жестом.
Новогодняя ночь – это время сентиментальных неудачников. Ничего удивительного, что здесь собралось столько всякой швали. Что ж, сам виноват. Надо было выбрать другой, более значимый день – 28 марта, когда утопилась Вирджиния Вулф, или 25 ноября, когда покончил с собой Ник Дрейк. Если бы в эти дни кто и оказался на крыше, то у меня были все шансы повстречать родственную душу, а не потерявших всякую надежду горемык, которые хрен знает каким образом убедили себя, что конец календарного года – это событие. Просто, когда мне сказали доставить пиццу в Топперс-хаус, мне показалось, что такую хорошую возможность не стоит упускать. Я собирался забраться на крышу, посмотреть, что к чему, затем отнести пиццу, а потом снова подняться и, наконец, Сделать Это.
И я вдруг оказался там с тремя потенциальными самоубийцами, пожирающими пиццу, которую я должен был отдать кому-то внизу. Вдобавок ко всему они еще и уставились на меня. Они, похоже, думали, будто я сейчас обращусь к ним с посланием, словно президент Линкольн, и объясню, в чем ценность их загубленных бессмысленных жизней. На самом деле было забавно глядеть на них в совершенном безразличии, не беспокоясь, спрыгнут они или нет. Я их видел в первый раз в жизни, да и не были они похожи на людей, от которых человечеству будет хоть какая-то польза.
– Что ж, – подытожил я, – пицца – это замечательно. И вроде бы пустяк, но в эту ночь…
Вы, возможно, уже догадались, что это была цитата из Реймонда Карвера, но этим ребятам было по барабану.
– И что теперь? – спросила Джесс.
– Теперь мы едим пиццу.
– А потом?
– Давай подождем полчаса, ладно? А потом и посмотрим, что к чему.
Не знаю, с чего вдруг появилась такая мысль. Почему именно полчаса? И что должно произойти потом?
– Нам всем нужна небольшая передышка. По-моему, все здесь происходящее принимает не очень приятный оборот. Так что тридцать минут передышки. Договорились?