Долгий дозор - стр. 7
И понять потаённый смысл речи старосты было несложно – крутись, Егор-батыр, крутись! Небось, не маленький, сам понимаешь и чувствуешь, что к чему. Слушай, примечай, анализируй… и если поймёшь, что дело неладное – убей. Если, конечно, сможешь. Понятно?
А что здесь понимать? Сила солому ломит, вот и всё понимание. Хоть и выглядят эти двое спокойными и разумными, – не какая-нибудь там шатун-банда, – а Егор знал и доверял своей бойцовской интуиции, мол, уж чего-чего, но шатун-тварей он раскусил бы! – но всё равно, не наши они люди, ох, не наши! И деваться некуда, хоть ты как прикидывай, размышляй и анализируй.
Словом, придётся идти с Зией и Саввой в Город.
– А ты бы рассказал нам чего-нибудь, Егорушка, – вдруг сказал Зия. – Ну, к примеру, что за Город у вас, каковы его обычаи, обряды? Какие песни поют, чем живут, чем дышат? А то мы здесь народ новый, как бы, ненароком, не обидели кого. Сам знаешь, как это бывает, ляпнешь сдуру, а потом получишь по физиономии, да?
– А чего рассказывать, – пробормотал застигнутый врасплох Егор, с трудом оторвавшись от экрана, на котором Лунная Дева как раз признавалась в любви своему таинственному попутчику Джамилю-в-маске. – Живём, ген-галеты жуём. Господу-аллаху молимся, законы блюдём, шатун-банд опасаемся. Чего тут рассказывать?
– Ну, про себя хотя бы расскажи, Егор. Почему шлем не носишь? С одним армейским платком на голове – это только мать расстраивать. Родители-то живы?
– Нет, – сказал Егор и внезапно представил себе, как рядом с ним сидит отец и чистит калаш… и рассказывает своим мягким голосом, как Егоров дед в Казань ездил. Да смешно так! Маленьким, помнится, вся ребятня вокруг него собиралась, послушать. А какие он луки мастерил! Стрелы ровные, прямые. Игрушка, конечно, но однажды шестилетке Егору чуть глаз такой стрелой не высадили, в охоту на песчаников-людоедов играли. Ох, мама и ругалась! А отец только виновато улыбался, а потом обнял одной рукой маму, а другой подхватил Егорку и закружил-закружил! «Прости, мама Таня, – говорит, – но уж в таком мире мы живём, что рисковать каждый день приходится!»
У Егора вдруг защипало глаза.
– Умерли они, – севшим голосом сказал он. И уже совсем шёпотом, скороговоркой, – Мама Таня от горячки умерла, дед Николай чуть раньше, чем она, а отец полтора года назад в дозоре сгинул…
– Извини, Егор, – серьёзно сказал Зия. – Извини, дорогой, не знали мы. «Сгинул»… это значит, что ещё есть надежда?
Егор только помотал головой. Говорить он побоялся. Так и разреветься можно…
А отец уже не вернётся, нет! Это уж так водится меж людей – говорить, мол, «в дозоре сгинул». На самом деле шайтан-пустыня дозорных никогда назад не отдаёт, чего уж там лишний раз душу травить и надеяться невесть на что. Ушёл отец в дозор к горам, что во-о-он, на горизонте, желтеют, дрожат в мареве горячего воздуха. Там где-то и сгинул. На связь вышел, велел Егорке не забыть у овец подежурить и… сгинул.
Весь Город Егоркиного отца помнит. Те, кто постарше, нет-нет, да и скажут чего-нибудь, вроде: «В отца пошёл, Егорка-то наш, в отца! Такой же батыр, чего уж там греха таить, шайтана тешить. А глаза материны у него, это уж точно. У Татьяны взгляд тоже суровый был, строгий!».
Егор отца долго дожидался. Несколько раз просил старосту в те же места его отправить. Какая разница, где дозорить? Но староста Володя твёрдо ему сказал, мол, не перечь, Егор, ничего не выйдет. С той стороны несколько камер слежения именно отец твой и поставил, – да пребудет душа его чистая, в сонме праведников! – последнюю как раз и должен был пристроить аккурат на вершине одной из Вишнёвых гор, как их Старые Люди звали. Мол, отцова это идея была, хотя он, староста Володя, лишним это считал. Наверное, и правильно считал. Через горы мало кому тащиться захочется, хоть они не так уж и высоки. Все шатун-банды южнее идут, не говоря уже о тех, кто со стороны Челябы и Эко-терем-бурга прутся. Вода, всё дело в ней. Не захочешь воду с собой на горбу по косогорам и обрывам тащить – обходи горы стороной.