Долгая нота. (От Острова и к Острову) - стр. 30

– Экие вы здоровые вымахали! И ты, Лёха, лысый, как мой фуй! Тебя, что ли, полотенцем вафельным в армии брили? Или на реакторе жопу грел?

– Васька, ты за базаром следи. Мы тут не одни, с нами дама. – Я кивнул головой в сторону сидящей на помосте Машки.

Он вытаращил глаза и в показном ужасе зажал обеими ладонями рот. Я уже начал забывать Васькин лексикончик и ужимки, а было время, когда мы с Лёхой звонили друг другу по телефону и начинали разговор Васькиным: «Дуть мне в ухо, баклан фуев! Ты что ли? Але!» Приставучая у него манера разговора. Гортанное такое кряканье. Подобным голосом озвучивали сказочных негодяев в фильмах для детей младшего и среднего школьного возраста. Однако ничего негодяйского в характере Васьки не замечалось. Разве что ходили по Ребалде слухи о его сексуальных похождениях. Но львиная доля тех слухов распускалась самим Васькой для поднятия авторитета. Жил Васька вместе с матерью в большом двухэтажном доме, построенном из добротных брёвен ещё в начале пятидесятых. Был он вечно матерью понукаем за лень и тихое пьянство, но так же нежно опекаем ей и любим. Те два сезона, что работали мы на водоросли, взял он над нами что-то вроде шефства. Обучал промыслу. Возил за продуктами. Да и просто любил он сидеть вечерами в нашем бараке и часами радостно проигрывать нам в преферанс. Он разговаривал с картами, крякал от удовольствия, если получалась длинная масть, и вообще весь расклад читался на его лице. Проигрывая, он смеялся, бежал ставить очередной чайник и начинал травить нам истории своих флотских похождений. Был Васька нас на десять лет старше, в то время уже отслуживший. Три года провёл он в Североморске на минном тральщике. Насмотрелся людской глупости, на своей шкуре испытал многие подлости, да сам от того не очерствел. В свои двадцать девять любил смотреть мультфильмы. Таскал из тётки-Татьяниного буфета варенье, которое намазывал на толстые ломти булки и поглощал в неимоверных количествах. Но больше всего на свете любил спать. Стоило на несколько минут оставить его без дела, как он тут же засыпал в самой причудливой позе.

– И чья дама? Жена? Полюбовница?

– Дама теперь вроде как Лёхина. – Я потёр переносицу и показал Лёхе язык. – Полюбовницей её не назовёшь, женой тем паче: подруга.

– Дама сердца, – поправил Лёха.

– Таких люблю. Такие самые хорошие. Зовут как?

– Маша.

– Хорошо, что не Наташа, – заржал Васька, – не люблю Наташ. Дуры они все и бляди.

– Кто тут блядь? – Машка подошла и встала за Лёхой, обняв его за талию.

– Не вы, – Васька ощерился крепкими жёлтыми резцами, – другая.

– А то я подумала, что мужики, по обычной своей манере, обсуждают меня за глаза.

– Это, Машенька, легендарный Васька – друг нашей дурной юности и повелитель всей тяжёлой техники в округе.

Васька выступил вперёд и деланно поклонился.

– Василий Леонидович Головин. Местный. Водитель автомобиля ЗИЛ.

– Марина Семёновна Эскина. Москвичка. Филолог. Прав на управление грузовым транспортом нет. – Машка сделала жеманный реверанс.

– Семёновна? Сеструха! – Васька сграбастал девушку в охапку.

– Машенька, ты с ним поосторожней, – Лёха высвободил девушку из Васькиных объятий. – Ходят слухи, что он известный сексуальный террорист. Студенток перед практикой на Острове на его счёт особенно тщательно инструктируют.