Долгая дорога к себе - стр. 21

Поймать хлыст – это же надо иметь такую реакцию, такую силу и такое… безумие! Все, теперь Семерочка точно пропала. Нажить врага в первые месяцы пребывания в лагере – это не к добру. Это к побоям и скорой смерти. Строптивым здесь не выжить. Будут обламывать, пока есть надежда, ведь в рабов все же вложены деньги, и задаром портить свой товар хозяин не намерен, но если невозможно подчинить себе, а такие случаи происходили время от времени, и сторожилы это помнят, то тут все, только попрощаться с гордячкой и оплакивать ее безвременную кончину.

Бертуччо отлетел в другой конец комнаты. Он сам не ожидал такого удара. Ошарашенный, полулежал, опираясь на локти, свезенные о ковер, и во все глаза глядел на брата. А Арсений едва сдерживал гнев, не отрывая мрачного взгляда от кровавых губ друга.

– Арс, ну чего ты, ну прости, – прошептал Берт, кулаком вытирая кровь. Невольно покривился от боли: все же здорово Арс ему въехал. И голова гудит как колокол. Черт!

– Еще раз заикнешься про бордель – я тебя сотру с лица земли, – прорычал Арсений.

– Я понял, не дурак. Стоило так стараться. Я и с первого раза все могу усвоить и понять, – проворчал поверженный Берт, пытаясь подняться с пола. Он заискивающе посмотрел снизу-вверх на брата, надеясь на помощь, но Арсений проигнорировал его немую просьбу, и Бертуччо с кряхтением поднялся сам, упершись в колени. – Твою мать, Арс, я же о тебе беспоко…

– На черта обо мне беспокоиться, – закричал Арсений, перебивая друга, – я тебя об этом не просил!

– Проклятье! Арс, ты скоро на простых людей кидаться будешь! Просто так! Ты это понимаешь?

– Так помоги мне.

– Как? Связать тебя? Приковать цепями в подвале? Или пристегивать наручниками к кровати? О, точно, пригласим какую-нибудь красотку с пушистыми розовыми наручниками, и она тебя кааак…

– Заткнись! Я тебя прибью, прямо сейчас, – Арсений почти шептал, но взгляд его был полон решимости, и Бертуччо невольно испугался, что перегнул палку.

– Ты так реагируешь, потому что понимаешь, что я прав, и тебе хреново без женщины.

Арсений побледнел, заиграл желваками, но смолчал.

– Видишь, я прав, и поэтому ты молчишь, – тихо проговорил Берт.

– Конечно, ты прав, – прошептал Арсений, отводя взгляд. – Но если ты продолжишь эту тему, я тебя урою, это тебе понятно? По ходу, нет.

– Все, закрыли тему, – вздохнул Берт, убирая с лица волосы. – В этом чертовом доме есть чертово пиво?

– Поищи, может, тебе повезет, – Арсений уселся в кресло, демонстративно не глядя на своего друга.

Бертуччо вышел из зала, через некоторое время послышалось звяканье бутылок – он вполне успешно проводил инвентаризацию содержимого холодильника.

Арсений устало провел рукой по лицу. Костяшки пальцев саднило от удара. Да, каково же тогда пришлось Бертуччо. Но Арсу не было его жалко. В данный момент он тосковал и жалел себя.

Прошло почти два месяца, как он потерял свою жену, и кроме тоски по ней, невыносимого одиночества и изводящей тревоги за ее безопасность, его стала одолевать другая тоска. Тоска по женщине. Да, он никогда не был монахом, и многое позволял в те времена, когда принадлежал одному себе. Но с тех пор, как он познал любовь своей девушки, многое изменилось. Бурная личная жизнь и постоянный секс с той, что сводила с ума и пробуждала голод буквально через минуту после его стопроцентного утоления, приучили его к постоянной непреходящей эйфории, как физической, так и психологической. И сейчас до сердечной боли не хватало ни того, ни другого.