Долгая дорога к себе - стр. 16
ГЛАВА 3
Пролетело несколько дней, серых и безрадостных, лишенных каких-либо событий, но девушку радовало хотя бы то, что Генрих больше не появлялся в поле и больше никого не забирал.
Какое-то томление не оставляло ее, но дать ему название и понять причину его возникновения она не могла. Что-то не так в этом мире, что-то не так с этим небом, что-то не правильно в ее жизни, но что? Где ее мать? Где она раньше работала? Кому принадлежала? А надо ли ей это знать? Разве сейчас ей плохо? Ее не бьют, у нее даже появился близкий человек – Таня, красивая, добрая, хорошая. А кто был раньше рядом с ней? Может быть, все было настолько плохо, что она даже не может это вспомнить? А Генрих – знает ли он что-то о ней? Ведь у кого-то он ее купил. Откуда-то ее везли…
Однажды после ужина девушка решилась пройтись одна, в наступающих сумерках, под стрекот цикад. Природа замерла, духота и парение говорили о приближающейся грозе, и Семерка вдруг испытала прилив сил, даже какую-то радость. Будет гроза? Наверное, это здорово, иначе чего бы ей так радоваться этому.
«Лететь по ветру кувыркаясь, качаясь, прыгая и плача с дождем дуэтом…» Что это? Откуда эти строки? Почему она вдруг вспоминает какие-то стихи? Кто ее обучил этому?
Девушка подняла глаза, рассматривая вдали горы, величественные и равнодушные ко всему земному. Их красота и холодность тронули ее до слез. Она смотрела на их снежные шапки, теряющие четкость очертаний в душном мареве, окрашенные в этот час в розовые оттенки заходящего солнца, и не понимала, откуда на глазах появились слезы. Почему? Что в этом такого? Или все, кто смотрит на горы, испытывают в такие моменты необъяснимую тоску по чему-то неведомому? Ближайший склон, покрытый низким кустарником, таких эмоций у нее не вызывал.
Впереди замаячила высокая фигура. Мужчина шел навстречу Семерке, неспешно и вальяжно. Еще не видя его лица, девушка по манерам поняла, что это Генрих. Что он здесь делает в такой час? Обычно, в это время, как девушка слышала, он проводит время с родственниками и друзьями в своей усадьбе. Что ему понадобилось на этой узкой тропе между крутых склонов, вблизи бараков, таких неприглядных, таких грязных и запущенных?
Семерка остановилась, не решаясь продолжить путь, а Генрих, наоборот, заметив ее, приветливо помахал рукой и ускорил шаг, стремительно сокращая расстояние между ними.
– Рад тебя видеть, – улыбнулся мужчина, поравнявшись со своей рабыней.
Не переставая улыбаться, он вдохнул пьянящий запах травы и листвы, росшей по одной стороне тропинки, ведущий в лагерь, расположенный в низине.
Девушка вежливо кивнула, опустив глаза и стараясь не смотреть на него. Сердце учащенно забилось.
– Как твои дела? – Генрих приблизился к девушке вплотную, заглядывая в ее огромные от страха глаза. – Я смотрю, ты плакала? – он вдруг протянул руку и пальцами стер ей слезы. – Не плачь, не надо. Все будет хорошо. У кого-то обязательно все будет хорошо, – сказал он, сверкнув глазами из-под темных бровей.
– Я хотела бы, чтобы хорошо было у меня, – произнесла девушка.
– А разве у тебя что-то плохо? – мужчина поднял брови, изобразив удивление. – Насколько мне известно, с тобой обращаются довольно неплохо. Для рабы, рожденной в неволе – это уже отличные условия. Ты чем-то недовольна?