Долг. Плати собой - стр. 24
— На работе задерживается.
— В воскресенье?
— Да. Ты же знаешь, что он трудяга.
Мы за стол садимся и несколько минут еду пробуем. Не хочется сразу в пекло бросаться.
— Вкусно, спасибо, — сухо роняю я.
— Шампанское открыть?
Все чудесатее и чудесатее.
— А как же твоя вечная диета?
— Ну, надо же иногда и побаловать себя.
— Нет, спасибо.
Кое-как впихиваю пару кусочков курицы, потому что от нервов даже аппетит на «нет» сходит, и расписку достаю. Мама с первого взгляда понимает, о чем я заговорить хочу, и отрешенно вилку на стол кладет.
— Себе я, пожалуй, налью, — достает бокал и бутылку откупоривает.
Я терпеливо жду, пока она бокал осушит, и горло прочищаю, чтобы ненароком не сорваться. Я уверена, что ничего страшного мама не скажет, но морально к худшему готовлюсь.
За оскорбления в долги не вгоняют.
— Сумму узнаешь?
— Дочка, к чему эти вопросы? Ты ведь и так знаешь, что из-за этого я себе места не нахожу. Странная ты какая-то сегодня. Может, тебе успокоительные попить?
Вряд ли они меня от Эмиля избавят.
— А знаешь, кому мы эти деньги должны?
— Да откуда? Кто покерным клубом владеет, тому и должны.
— Хорошо. Тогда я еще раз тебя спрошу. Имеете ли вы с отцом какое-то отношение к тому, что Эмиль вдруг съехал? Девять лет назад ты мне правду сказала или же…
— Да что ты привязалась со своим Эмилем! — восклицает мама. — Тебя совсем заклинило?
— Если бы, — я позволяю себе скупую улыбку и глазами в ее лицо врезаюсь, пытаясь эмоции по сжатым губам прочитать, — Эмиль мог на вас обиду затаить?
— Да сдался нам твой южанин.
— Он не мне сдался, а вам.
— В каком смысле?
— Эти деньги, — на расписку киваю, — вы Эмилю должны.
— Исключено, — холодно отрезает.
— Откуда такая уверенность? Он что, не мог себе клуб купить?
— Арина, прекращай ерунду молоть.
Она на пределе. В струну вытягивается и зло салфетку на кусочки рвёт.
— Довольна? — брови хмурит. — Испортила матери настроение.
— Мам, я правда похожа на человека, который бы так шутить стал?
— Значит, ты ошиблась или что-то перепутала.
С места подрывается и к плите отходит, чтобы картошки доложить. Внешне спокойно выглядит, но трясучка рук ее с головой выдает.
— Это не ошибка. Он сам ко мне приходил.
Стоит мне договорить, как металлическая лопатка тут же на пол падает. В молчании истерика кроется.
Мама один единственный вопрос задает.
— Как? — голос хриплый и сорванный, словно она всю ночь горло надрывала.
Женщина съеживается и обратно на стул плюхается. Я, понятное дело, отвечать не собираюсь, иначе всю ночь тут просидим. Да и не стоит ей всё до мелочей знать.
— Он будто зуб на вас точит. Пообещал всё самое дорогое забрать, вот я и звонила тебе ночью, чтобы спросить, как вы.
— Н-нет. Это…бред какой-то. Он же еще не должен…да и такая сумма. Откуда?
В бесконечном потоке слов теряется. Я ее за руку беру и почти на шепот перехожу, словно нас вся Москва услышать может.
— Что случилось девять лет назад?
Ладонь убирает и за голову хватается. Меня по-настоящему шокирует ее реакция.
Эмиль еще ничего, по сути, не предпринял, но один звук его имени, и мама в мертвеца превращается.
— Я…не могу тебе ничего сказать. Мне надо с папой посоветоваться, — отрешенно бросает.
— Почему?
— Тебя это не касается, поэтому лучше не спрашивай.
— Нет уж, ты мне всё скажешь, потому что иначе я совсем рехнусь! — голос повышаю. — Ты хоть понимаешь, в каком я была недоумении, когда увидела его и вместо радости угрозы услышала?