Долг – Отечеству, честь – никому… - стр. 18
Спорно. Адмирал Грейг был умнейшим и талантливейшим адмиралом Российского флота. Поэтому бесспорно другое: Грейг из-за малодушия своего подчинённого сам оказался в довольно непростой ситуации. Имея врагов больше, чем друзей, он в любой момент мог поплатиться за столь громкий позор адмиральской должностью. И если бы не подвиг капитан-лейтенанта Казарского и его отважного экипажа, вряд ли император простил бы командующему такую оплеуху.
Неправы «исследователи» и в другом: Алексей Самуилович Грейг обладал поистине железным характером. Впрочем, иначе и быть не могло.
«В турецкую кампанию Меншиков нажил себе двух опасных врагов, – вспоминал бывший секретарь канцелярии Главного морского штаба Константин Фишер. – Перед отъездом к Анапе он был назначен начальником Главного морского штаба и, кажется, произведен в вице-адмиралы, а, может быть, только еще переименован в контр-адмиралы, – не помню; знаю только, что Грейг был чином выше. В Николаеве вышел спор: Грейг хотел действовать флотом самостоятельно или быть в распоряжении главнокомандующего войсками, Меншиков же требовал, чтобы флот состоял в его распоряжении для действий против восточных черноморских турецких крепостей. Последний опирался на то, что он начальник Главного штаба, а Грейг утверждал, что флагман, старший чином, не может подчиняться начальнику штаба, администратору, младшему. Тогда князь объявил ему официальное высочайшее повеление, и гордый Грейг не мог не уступить, но не мог и простить ему своего унижения, тем более что его разжигали окружающие его интриганы…»>14
Что-то не проглядывается сквозь строки воспоминаний «мягкий и уступчивый» человек, каким пытаются представить адмирала Грейга. Алексей Самуилович был человеком цельным – проверенным в делах и войнах «винтиком» административной машины Империи.
Дознание и следствие по факту сдачи врагу без сопротивления боевого корабля выявили вопиющие подробности случившегося.
Во-первых, как выяснилось, Стройников, действительно, оказался не только карьеристом, но и авантюристом. По всему выходило, что командир фрегата, выйдя в крейсерство из Сизополя, сам бросился в гущу турецких кораблей, взяв курс «вместо Трапезонда на Амасеру»; когда же русское судно оказалось окружённым неприятелем, дал слабину. Почему? Думаю, всё потому же – хотел совершить подвиг.
Во-вторых, как показал опрос личного состава «Рафаила», в том числе – матросов, – никакого сопротивления командиру корабля со стороны нижних чинов, как на том настаивал Стройников, оказано не было. Мало того, эти самые «нижние чины» во время столкновения с турецкой эскадрой находились на своих местах (а не «страдали качкой»!) и, ожидая команды, были готовы к сражению. Когда же на бак явился старший офицер Киселёв и заговорил о бесполезности сопротивления (и так несколько раз!), некоторые из матросов (в частности – боцман Иванов и квартирмейстер Бирючек) резко возражали: