Доктор Трупичкина - стр. 3

– Если возможно, запишите, пожалуйста.

– Возможно, возможно. Ну, ныряйте!

Медсестра и вправду провела Дениса без направления к лучшему диагносту. Им оказалась очень толстая, лет пятидесяти пяти, маленького роста, чрезвычайно энергичная дама, которая в темнушке держала его недолго.

– Ага, – сказала, посветив в глаз всего секунд пятнадцать, – у вас отслойка на пять часов. Свеженькая, надо срочно оперировать. Направление в стационар возьмите в своей поликлинике и с ним направляйтесь в областную больницу к Лебёдушкиной. Оперируйтесь только у неё, она в городе главная «отслоечница», никому другому не давайтесь.

– А это не очень больно? – стыдливо опустил взгляд молодой человек, дабы не обезглавливать умную Мусю Давыдовну.

– Жить вообще больно, а с возрастом всё больнее и больнее, – иронически отрезала Муся Давыдовна и, проходя мимо вешалки с низким зеркалом, снисходительно глянула в него, – ничего, потерпите. Детям делают, а вы взрослый человек. Мужчина как-никак.

С её коряво написанной записочкой, в которой невозможно было разобрать ни русского, ни латинского слова, пришел снова на приём к Игорю Николаевичу, просить направление на операцию. У двери в кабинет скопилась очередь из волооких гражданочек на весь коридор, даже больше, чем в прошлый раз, – не пробиться! Чёрте что!

Сегодня он по-прежнему безукоризненно выбрит, свежие меловые щеки отлично гармонируют с белой строгой шевелюрой, чёрные брови и ресницы сногсшибательно им контрастируют, новый галстук до миллиметра точно скрепляет воротничок, всё в докторе самого добротного качества и шика, профессионально знающее, и штиблеты, и зеркало во лбу, но какая-то медлительность во взоре. И то, в сорок пять лет вдовцом остаться. Переживает человек, а ни в коем случае не опустится, не запьёт. Да и не позволит ему женский врачебный коллектив, то и дело вбегающий в кабинет с самыми разными вопросами.

Смерть жены произвела в душе полное опустошение, слишком тяжёлой и продолжительной оказалась болезнь. Столько сил, нервной энергии затрачено на борьбу, что как-то уж не имеет значения, какая там будет последующая жизнь, не все ли равно? Однако по окончанию чреды печальных событий коллектив поликлиники, в которой трудился много лет Игорь Николаевич, окружил его такой заботой, таким трогательным вниманием, каких тот прежде не ощущал даже в дни своего рождения. И хотя быстро минул девятый день, а потом незаметно сороковой со дня смерти супруги, атмосфера всеобщей предупредительности не думала ослабевать.

Напротив, день ото дня делалась всё более насыщенной ласковым женским участием к одиночеству сорокапятилетнего, горького вдовца. Иногда ему даже начинало казаться, что все кругом одинаково пекутся о его дальнейшем существовании, как прохожие о потерявшемся на вокзале трехлетнем ребенке.

При более пристальном рассмотрении обнаружилось, что к составляющим благоприятной атмосферы частицам относятся не все поголовно окружающие, а исключительно женская часть коллектива, причём незамужняя, причем возраста от тридцати пяти до сорока пяти, которая составляла, тем не менее, большую и лучшую часть всего медперсонала. И не только врачи, медсестры да санитарочки наполняют собой сию мягкую блаженную ауру, непрерывно клубящуюся вокруг кабинета офтальмологии, но и пациентки стали как на подбор рослыми, что называется, интересными дамами с глубоко проникновенными миндалевидными глазами, которые всегда нравились Игорю Николаевичу и какие были у его покойницы жены.