Размер шрифта
-
+

Доктор гад - стр. 24

– Мне очень жаль, что оно такое невежливое, – Парцес, отыскав закладку, закрыл книгу и с улыбкой повернулся к Равиле. – Одному человеку оно выжгло глаз. – Старшая жена нашей семьи – шеф-глашатай полиции, уж о чьем-то глазе я бы точно слышала, не рассказывайте мне сказки, Парцес, – Равила принялась чиркать одной спичкой за другой. Те за ночь отсырели, и ей лишь с десятого раза удалось закурить. – Есть такая разновидность гнильцов – абсолютно очаровательные твари, в которых все влюбляются. Они кажутся приятными и обходительными и очень долго скрывают свою истинную сущность даже от таких, как я или наш шеф-душевник, которого вам удалось обаять, по словам Клеса, несколько часов назад. Но проблема в том, что вы явно не из них. А вот то, что в вас, – да.

Парцес больше не улыбался. Взгляд у него стал усталым, и Равила поняла, что тьма внутри терзает его уже давно. Не знала она лишь того, что это происходит уже многие жизни.

– Что в вас такое, ещё раз вас спрашиваю? – она не сбавляла тона. – Невооружённым глазом вашей лжи не видно, но штука в том, что у нас он очень даже хорошо вооружён. Знаете, чем полезен душескоп? Помимо того, что мы видим, какие изъяны и пороки у души и общего одушевления, мы можем говорить с обнажённой сущностью человека. В этом-то и есть всемирный ужас, поэтому душескоп в своё время не хотели даже патентовать. Когда я в следующий раз уложу вас под иглы, Парцес, – она чуть наклонилась, прищурившись, – я спрошу у вашей души, у вашей светлой уставшей души. А она ответит. Вы, конечно же, не помните, что творилось в вашей душе под дурманом – этого никто не помнит. А мне, между тем, удалось с кое-кем поговорить. Но не с вами. С кем я говорила, Парцес?

– Он не удержался от вашего общества? В этом весь он, – Парцес отвёл глаза и покачал головой. – Он обожает ваш интеллект, госпожа Лорца. Вы ровня ему.

– Кому, Парцес, кому?! – вскричала Равила, взмахнув рукой. С папиросы слетел пепел и закружился в воздухе, оседая в декоративных выемках панелей и на раме пейзажа на стене. – Парцес, кто он такой? Кто в вас стрелял? Кто вы такой?!

– Вы сами знаете.

– Нет, не знаю, – отчеканила она по слогам, как делала всегда, когда орать было недостаточно. Она прекрасно знала голос, что говорил с ней из чужого посмертия: этот голос отменно годился для песен, пока не охрип от алкоголя. Она прекрасно чувствовала сущность, что вышла к ней, окутанная тьмой. Равила привыкла к этой сдержанной ярости, да только тьму видела впервые. Но голос и сущность принадлежат другому человеку и живут в его теле, они не могут находиться одновременно в её лучшем друге и в странном условном господине Дитре Парцесе.

– Это тот, кого вы хорошо знаете. Это тот, кого вы никогда не знали, – Парцес встал со стула и подошёл к Равиле, не обращая внимания на дым, которым она пыхтела прямо ему в лицо. – Это очень странная история, доктор. Настолько странная, что и вся прочая история теперь тоже пошла наперекосяк, – вдруг его голос донёсся из другого конца палаты. Равила моргнула – Парцеса рядом не было. Он стоял у двери, продолжая говорить. – А меня тут никогда не было – до недавнего случая на площади. Потому что меня тут никогда не рождалось. И не родится. – Почему? – тупо произнесла Равила, чувствуя себя словно в каком-то абсурдном сне.

Страница 24