Доедать не обязательно - стр. 39
Она встряхивает горшок, – с листьев осыпаются капли, – и ставит его на стиралку. Там лежит скомканная жёлтая футболка – хлопчатобумажная, она держит запахи особенно долго и за вчерашний день насквозь пропиталась пòтом. Соня дотрагивается до неё, а затем, не выдержав, порывисто вжимается в мягкую ткань и лицом, и грудью. Её можно задушить этой футболкой – такой она делает вдох.
Мучительным смерчем в неё врывается смесь из мёда, солёных фисташек и мускуса, – аромат роскошный, изысканный, словно из коллекции редких духов. Под рёбрами галопирует сердце.
Выдох и, снова, болезненными урывками несколько жадных вдохов, – ноздри её трепещут, будто у дикой лани, почуявшей запах пыли, порохового дыма и тёплой крови.
Она сгибается пополам, втиснув в себя нестерпимый источник афродизиаков и навалившись животом на стиральную машинку.
«Так может пахнуть только он – и жизнью, и смертью одновременно, – читает Грета, стоя у окна, чтобы наверняка увидеть, когда в калитку с улицы войдёт эта женщина. – В этом суть его аромата, и я хочу утолить свою жажду обладания им, завладеть этим запахом, запомнить его до мельчайших деталей, до самой отчаянной ноты.
Я хочу быть этой футболкой и касаться его спины, и груди, и змеи на его плече; впитывать пот и до нитки пропахнуть им, – пропахнуть насквозь, заарканить, заякорить, вплести в этот запах свои эндорфины. Как жаль, что нельзя задержать в себе воздух навечно – сожрать его лёгкими, законсервировать и оставить. Это как наркотик, на который можно отлавливать женщин.
Вот вчера, например. Мы зашли в пиццерию…»
– Что за парфюм у Вас? – девушка за стойкой приветливо улыбается им. Вернее – ему. – Очень приятно пахнет.
В этот момент Соня готова задушить её, перегнувшись через прилавок. Она сжимает и разжимает кулаки, будто боец на ринге: «Хватит таращиться, любезная молодая сучка! Он не пользуется никаким парфюмом, дура ты набитая!»
– Спасибо, – говорит мужчина своим инфернальным16голосом, от которого могли бы обкончаться все кошки в округе. И он чуть сдерживает улыбку – как тогда, у цветочного ларька! – Маленькую пиццу ранч, будьте любезны, и сырный соус.
Девушка, блестя глазами, пробивает заказ и мельком бросает на него – Сониного мужчину! – свой похотливый взгляд! Хочется повыдирать ей ресницы – пушистые опахала, прилепленные в каком-то сраном салоне красоты. Соня зажмуривается, сжимаясь в тугой комок. В ушах исступлённо клокочет взбесившееся море. Изнутри, из самых недр живота зарождается глухое:
– Р-р-ры…
– Леди, выберите столик, – мужчина поворачивается к ней, но та не слышит. – Леди! – трогает её за плечо.
Та вздрагивает. С трудом разжимает кулаки – на коже остаются следы от ногтей – восемь вдавленных полулунок.
– Столик, – нетерпеливо повторяет он.
Она послушно кивает и, ссутулившись, отходит подальше от кассы, где и выбирает место – у окна. Они садятся.
Рядом с ней мужчина становится отрешённым. Смотрит на улицу, где несколько голубей наперебой терзают горбушку хлеба.
Воздух густеет от затянувшегося молчания. С кухни пахнет выпечкой, жареным сыром и помидорами; доносятся обрывки приглушённого разговора, – женские восторженные голоса, – и громыхает посуда. Соня обкусывает заусенцы – один, второй, – а затем нервно скребёт себе сгиб руки, вгрызаясь ногтями в кожу.